Реликтовая популяция. Книга 2
Шрифт:
Конечно, с тем врачевателем можно было соглашаться или нет, но Харану понравился сам метод – просто и иногда действенно.
С Гамарнаком случилось именно то, где по пульсу можно было узнать причину его слабости и обморока, а также его состояние в данный момент и возможные последствия.
Правитель, по-видимому, находился в помещении с нехваткой кислорода. Выйдя из него, он глотнул его немного больше и потерял сознание. Вместе с ним там же провели время и сенаторы. Организмы у них были покрепче, но выглядели они также
Когда Гамарнак стал приходить в себя, Харан и сенаторам настоятельно посоветовал при выходе из небольших помещений, где они провели какое-то время, не торопиться бежать куда-то.
– Иначе у вас будет происходить то же самое, – пообещал он им. – Не торопясь, вы появитесь там, куда стремились, чуть позже, зато вам хватит сил, чтобы не свалиться таким же образом.
Неизвестно, как восприняли сенаторы от простого бойца Тескома нравоучение по поводу охраны собственного здоровья, но в тот день Харану не дали даже закончить дежурство. Помощник Правителя, неулыбчивый и всегда озабоченный Дорьян, в присутствии ошеломлённого Теслана снял Харана с поста и баз задержки и лишних объяснений ввёл в громадный кабинет Гамарнака.
Правитель бандеки, глава Великого Кугурума, слуга Правдивого Сената и Четырёх Направлений и многого другого, сидел в свободной позе за невысокой кафедрой и долго с любопытством рассматривал, оставленного с ним один на один, молодого тескомовца.
Тяжелые веки гита прикрывали глаза, и Харан никак не мог определить их цвета и выражения. Он всегда мог кое-что прочесть в глазах собеседника, но, не видя их у Правителя, ему приходилось только теряться в догадках, о чём думает гит, изучая его так внимательно и долго.
Таким же долгим и обстоятельным состоялся разговор между ними. Долгим и опасным для Харана.
Гамарнак оказался проницательным и въедливым слушателем, так что Харану стоило большого труда не сбиться в пересказе своей биографии. В ней он представлялся добропорядочным поселянином с небольшим нэмом, ушедшим от обыденности по зову сердца побродить по свету, что не возбранялось, а у тех, кто понимал привлекательность путешествий, горячо приветствовалось.
Гамарнак оказался из последних, то есть понимающих, и живо интересовался бандеками и городами, пройденными Хараном, и остался доволен их живописанием.
Рассказывая о себе, Харан, естественно, не помянул ни о годах, проведённых в банде, ни о первоначальном и предыдущих выдуманных им именах…
Вообще, беседуя с Правителем и взвешивая каждое своё слово, Харан вдруг нашёл в описании собственного жизненного пути массу периодов жизни, требующих умолчания. А умолчание, как водится, не всегда сопутствует искренности.
Гит, по-видимому, что-то почувствовал в этих умолчаниях и в некоторых местах рассказа, где Харан пытался что-то похоронить поглубже, кривил на породистом лице губы, но, тем не менее, было видно, что он прощает
Концовка разговора с Правителем, а о цели его Харан не догадывался, была для него совершенно неожиданной: Гамарнак предложил ему стать его личным врачом.
Пока вновь испеченный личный врач Правителя бандеки растерянно моргал глазами, неспособный от внезапности высказать и слова, в кабинет вошла…
Нет, тогда ему показалось, вплыла удивительная девушка.
Так Харан впервые увидел Гелину…
– Вот они! – вывел его из задумчивости и воспоминаний Ф”ент. – Сидят, шушукаются.
Харан посмотрел по направлению, указанному стехаром, и увидел не далее как в двадцати берметах широкий круг, организованный чинно сидящими существами. В них он тут же узнал охолохов. Клан несчастных разумных, верящих в сверхсущество, некое иллюзорное образование, обитающее, якобы, где-то между Землёй и Луной. Жилище его или местонахождение располагалось отнюдь не на искусственном спутнике, как можно было предполагать, а на некоем, не имеющем названия, естественном образовании: на Сколлапсированном Троне или даже на Самом Широком Седалище.
Все эти подробности Харан вычитал когда-то в книгах, найденных в библиотеках кугурума и родового хабулина Гамарнака.
Охолохов называли ещё как-то по-иному. В статьях о них делались намёки на особенные способности клана, когда они объединяются и создают коллективный разум, более мощный по сравнению с входящими в него индивидами.
Сейчас Харан пожалел о своей невнимательности. Читая об охолохах, он мало интересовался их религиозными представлениями, противными нормально мыслящему разумному, тем более человеку. Разве не глупо верить в нечто несуществующее, придуманное, к тому же, если уже есть сам человек?
Но о роли пня в жизни охолохов Харан кое-что вспомнил, ему стал понятен отпор, данный стехару, когда тот вздумал взобраться на предмет их поклонения.
В нескольких словах он разъяснил Ф”енту причину, почему с ним здесь такое приключилось.
– Это пень-то – сверхсущество? – возмутился стехар, беззаветно и свято верующего в Талисман, охраняемый кланом капов, выходцем из которого он был. – И ради этого они мне чуть глаз не выкололи? Ну… Ну, не дураки ли? Я же тебе говорил, что они дураки!
– Не кричи так. Всё, что сказал я, имеет под собой основу. Пень у них – это воплощение как бы того существа, его символ, так сказать, поскольку его самого здесь нет в натуре.
– А-а… он что, есть в натуре и правда? – ошеломлённо спросил Ф”ент, привыкающий уже верить каждому слову Харана. – Где?
Харан задумался. Он плохо разбирался в таких вещах и не знал, как объяснить ещё более несведущему выродку воплощение какого-то, пусть даже сверхъестественного существа, в простом пне.