Рельсы под луной
Шрифт:
Это была присказка, а вот теперь сама история.
Мы вчетвером: я, Jlexa, Равиль и Никодимыч – стояли в доме малость побогаче многих. Не то он был справный хозяин, не то китайский кулак: две сытые лошадки, свиньи, утки, и в доме, и на поле для него стараются, быстро определили: не родственники или домочадцы, а самые натуральные батраки. Каких я увидел впервые в жизни. Шапку перед ним ломают, глядят приниженно. Сразу ясно: батраки. Ну, нас это не касалось, пусть те четверо разбираются, для того и приехали…
Жена совсем молодая, красивая, ребенок еще ползает, а сам он – не старик, но в годах,
Тем более что мы, прожив там дня четыре, стали за ним замечать… всякие странности. Жена недосмотрела, ребенок выполз на крыльцо, навернулся со ступенек, расшиб головенку до крови. Подошел папаня, подул, побормотал что-то – и кровь больше не идет, дитенок моментально орать перестал, улыбается. То же самое было, когда Равиль – не совсем по-трезвому, откровенно говоря – споткнулся во дворе, упал, руку рассадил о какую-то железяку. Подошел хозяин, цап его за руку без всяких церемоний, пошептал, подул – и моментально прошло, кровь не течет, кожа не зажила, но рану чуток стянуло. Свиньи у него убежали из загородки – он, не суетясь, что-то такое шикнул, свистнул, и они назад гуськом, как собачки. Такие вот интересные мелочи. Равиль говорил потом: надо было поблагодарить, да как посмотришь ему в глаза – ну его!
Мы, конечно, все это малость обсуждали меж собой. Мы с Лехой и Равиль, люди молодые, только удивлялись: слышали про колдунов, но видеть не видели. А Никодимыч как-то по-другому держался. Он был с Урала, деревенский, казался нам тогда сущим стариком – как таких только на войну берут? Хотя было ему, я точно помню, сорок четыре. Ну, мы-то – самому старшему двадцать шесть. Нам он – старик стариком.
Так вот, Никодимыч нашу болтовню о хозяине слушал не встревая. Сказал только:
– Это бывает…
Мы ему: а что, ты дома что-то такое видел? Он: да ничего я не видел, отстаньте…
И вдруг видим мы, Леха стал с хозяином шушукаться. Самым натуральным образом: сядут во дворе, в уголочке, и тихонько о чем-то говорят, с самым серьезным видом. День они так, два… Мы к Лехе с расспросами: что да как? Леха отмахивается:
– Очень он интересно про старые времена рассказывает, как что было…
Но глазами что-то вихляет…
И однажды вечерком, на третий день, он нам говорит:
– Славяне, я отлучусь… Тут недалеко. К утру,
Мы ему: сдурел? Куда это ты вздумал отлучаться? Порядки забыл? Забыл, что полагается за самовольную отлучку из расположения? Сам спалишься, и нас подведешь…
Он говорит:
– Да какое там – из расположения? Я тут, в деревне, а это отлучкой из расположения не считается…
Мы насели: говори, что и как. Очень нам стало любопытно. Даже если он на пальцах договорился с китайской бабенкой – кое-кому удавалось… Но когда он успел? Все время с нами, на глазах, никто за ним ничего такого не замечал…
И так нас разобрало, что поставили мы ему вопрос ребром: или ты нам выкладываешь правду, или – не пустим. Вон Равиль у нас, хотя и не младший комсостав, все равно сержант, старший по званию, прикажет сидеть дома – и будешь сидеть как миленький…
Приперли мы его крепко, а он торопился. И в конце концов, видя, что мы не отстанем, выложил… Оказывается, в помещичьем доме закопан клад, самый натуральный, с золотом. И хозяин ему предложил этот клад взять на пару – один он почему-то не может, ему помощник требуется. А односельчан он брать с собой не хочет – ну, убедительно, в общем, мы – люди сторонние, с деревенскими не общаемся, сегодня здесь, а завтра неведомо где, уж наверняка больше не вернемся… Хозяин, мол, обещал честно поделить пополам. «Золото… Золото, мужики! Уж с ним-то я дома враз жизнь налажу…»
Мы с Равилем отнеслись к этому как-то несерьезно: в жизни не видывали кладов. Для нас это кино с приключениями. Клады только в кино бывают. Никодимыч дым пускает и молчит, насупился что-то. Потом спрашивает:
– А если плохо кончится?
– Это как? – взвился Лexa. – Японцев там быть никак не может. А если он, когда возьмем клад, решит не делить, а втихомолку меня пристукнуть – не получится. Я повоевал, видывал виды. У меня финка за голенищем и «Вальтер» за пазухой. Не выйдет. А насчет клада я ему отчего-то верю, вот верю, и все…
Никодимыч ему:
– Я не про то, Леха… Такие клады людям иногда боком выходят. Опасные они, понял? Пропадешь… Вот так вот один он золото взять ни за что не может, помощник ему понадобился… Говорю тебе: клады бывают разные. С одними ничего, обходится, а с другими… Погибнешь.
Леха аж заматерился.
– Никодимыч, – говорит, – ты тут чертовщину дурную мне не гони. Ты еще скажи, что там китайские черти сидят… Сам видел хоть раз, чтобы из-за кладов люди погибали? Нет? Ну так что ж ты тут сказки разводишь? Пришел, выкопал… Я и с вами поделюсь, честно.
Никодимыч отвечает:
– Сам не видел. А вот люди говорили. Которые врать не будут. Ты что, сам не видишь, что хозяин – человечек непростой?
– Да ерунда, – отвечает Леха. – Самое житейское дело… Может, там только вдвоем и управишься. Мама родная, хозяйство поправлю, детей подниму…
Никодимыч попытался его отговорить – но как-то все так же, обиняками. На Леху все его слова нисколечко не подействовали… да и на нас с Равилем тоже. Фыркаем втихомолочку: в самом деле, развел тут Никодимыч… Дурит старик…