Рельсы под луной
Шрифт:
И однажды вошли мы в город. Чисто китайский, без эмигрантов. Не особенно большой городок, вроде нашего райцентра, но все же город, и домов много добротных, получше крестьянских, и народец зажиточнее, и магазины большие, и склады… Для таких, как Федька, прекрасная возможность втихомолку побезобразить. Я его, гада, к тому времени знал, как облупленного. Оживился, глаза блестят, весь как охотничья собака, когда она почуяла дичь… Комвзвода мне сказал с нехорошей мечтательностью:
– Если подловлю на чем-нибудь – загоню наконец в штрафную. Beдь никак не удержится, стервец…
У меня те же самые мысли. Только мне, как командиру роты, некогда следить за отдельно взятым стервецом,
Точно. Не удержался. Но получилось вовсе уж интересно, такое в жизни бывает…
Вошли мы туда ближе к вечеру, и все произошло на следующий день. Где-то ближе к обеду стою я во дворе, смотрю, как выгружают из «студера» патронные цинки – как раз нужно было пополнить боезапас у пулеметчиков, – и тут подходит ко мне китаец. Довольно пожилой, в халате, вида вроде бы простоватого, но, я сразу отметил, руки у него чересчур холеные. Никак не похоже, чтобы он этими руками зарабатывал себе на кусок хлеба. Никаких трудовых мозолей, ногти длинные, красным лаком покрыты. Не крестьянин и не пролетарий, словом. Но меня его социальное происхождение как-то не касается, у нас приказ – вести себя с мирным населением самым вежливым образом. Касаемо классовой борьбы и всего такого прочего – пусть китайцы разбираются сами, наша задача – бить японцев, не встревая в местные дела…
Обращается он ко мне на довольно приличном русском языке. Конечно, как все они, вместо «р» произносит «л», но я уж не буду стараться передавать его речь в точности. Передаю смысл.
– Командир, – говорит он мне. – Пойдем со мной, забери своих людей. Плохие солдаты, озорные, никто их не учил, что воровать нехорошо…
Я как-то даже и не стал разбираться, кто его ко мне направил и сказал, что я командир, – к чему? У меня в голове одна мысль, весьма радостная: ну, если Федька наконец попался на чем-то таком… Отлетался, соколик!
– Так, – говорю я. – Давайте, дорогой товарищ, начнем сначала. Вы кто будете?
Китаец объясняет:
– Зовут меня так-то, я – мелкий и ничтожный купчишка, еле-еле хватает, чтобы прокормить семью. Лавочка у меня неподалеку отсюда, за два квартала. Тысячу раз извиняюсь, господин командир, что посмел привлечь ваше высокое внимание, но я уже слышал от людей, что вашим солдатам безобразничать запрещено. У вас очень правильные порядки, никакого сравнения с японскими чудовищами, которых я вам желаю разбить и прогнать побыстрее…
И начинает решаться в таком вот ключе. Я говорю:
– Стоп, дорогой товарищ купец? Я не девушка, мне ваши комплименты ни к чему. Порядки у нас действительно строгие, и солдатам категорически запрещено хоть в самом малом причинять ущерб мирному населению, к каковому вы, безусловно, относитесь. Давайте к делу.
– Пришли трое солдат, – говорит китаец. – Сунули мне под нос оружие, прижали к стенке и начали брать из лавки все, что понравилось. Тот, что у них за старшего, начал спрашивать, есть ли в доме женщины… Пойдемте, господин командир, заберите их, они там все трое…
Тут я начинаю кое-что прикидывать…
– То есть как это – «заберите»? – спрашиваю я с нешуточным удивлением. – В каком смысле?
Неужели, думаю, поубивал? Нет, не пришел бы ко мне тогда так смело. Оглушил и связал? Но как бы он справился с тремя вооруженными? А ведь как-то справился, иначе не пришел бы ко мне, и ведь не бежал, а спокойно пришел, не торопясь… «Заберите». «Они там».
– Пойдите уж и заберите, – говорит китаец. –
Нет уж, думаю я радостно. Никаких сержантов и даже комвзвода привлекать не будем. Если там и в самом деле Федька со своими шестерками, я такой случай ни за что не пропущу. Своими глазами полюбуюсь…
– Я сам пойду, – говорю я ему. – Только объясните вы мне, что с ними случилось? Если они все еще там, как вам удалось вырваться и добраться сюда?
Может, подсунул водки с сонным зельем? Тогда все понятно и объяснимо. Они, говорят, мастера на зелья…
Китаец кланяется, лицо непроницаемое, и что у него в глазах – совершенно непонятно. Как было сказано лет через двадцать в кино, Восток – дело тонкое…
– Господин офицер, – говорит он, кланяясь. – Не подумайте, что вашим солдатам кто-то причинил вред. О, никакого! Кто дерзнет причинить вред доблестным русским воинам, прогнавшим с нашей земли японского дракона? Просто так уж вышло, что они вас ждут, целые и невредимые.
Ничего не понимаю. Вижу один-единственный вариант: он им таки подсунул водку с сонным зельем. Может, специально держал бутылочку для таких вот гостей, необязательно наших. Что тут еще можно подумать? Но дело определенно какое-то… мутноватое. А потому кликнул своего ординарца, велел взять автомат, и пошли мы с китайцем. Я прикидываю: если они там лежат вповалку, одурманенные снотворным, так даже лучше, пожалуй, так даже нагляднее. Верил бы я в бога, попросил бы: господи, сделай так, чтобы там оказался именно Федька с дружками.
Китаец по дороге пытался осторожненько расспрашивать, со всей хитрой дипломатией: а какую именно жизнь собираются теперь устраивать господа русские освободители? Как они будут относиться к «ничтожным купчишкам» – ущемлять или нет? Если отшелушить всю витиеватость, к этому и сводилось. Я ответил, как и следовало: мол, мы во внутренние дела вмешиваться не намерены, они тут сами должны устраивать жизнь по своему разумению.
Дошли быстро. Да-а… Сразу стало ясно, почему он тревожился насчет будущего – с большим житейским опытом человек, не мог не слышать про строительство социализма и борьбу с эксплуататорскими классами. Ничтожный купчишка, ага… Дом у него двухэтажный, кирпичный, отнюдь не хибара, во весь первый этаж – не лавчонка, а большущий магазин со стеклянными витринами и солидной вывеской: золотые иероглифы по зеленому. Немаленький двор обнесен стеной – снаружи видно, что ох какой немаленький. Да уж, с таким хозяйством начнешь беспокоиться о возможном раскулачивании…
Ворота высокие, внушительные, крыша на них причудливая, края выгнутые, черепица непривычного вида. Вошли мы втроем в калитку. По периметру двора – что-то наподобие складов или амбаров, чистота во дворе невероятная, хоть бы бумажка валялась…
– Ох ты ж мать твою… – не удержался мой ординарец.
Зрелище и впрямь диковинное… Федька (ага, соколик!) и двое его дружков помоложе (ну да, их-то и можно было тут ожидать) вовсе не валяются в дурмане. Как заверял китаец, живехонькие и здоровехонькие. Ходят они, голубчики, гуськом во двору, по свободному пространству, кругаля нарезают. Не особенно и быстро, словно прогуливаются. В затылок друг дружке, хотя и не в ногу, и у каждого в руках здоровенный узел. Слышно прекрасно, как там бутылки позвякивают. На нас не обратили ни малейшего внимания, идут дальше, ухом не поведя, как гусята за гусыней. Молчат.