Реми
Шрифт:
Нам так хорошо друг с другом, она начинает рассказывать мне о Мелани и Райли, как эти двое стали друзьями, а я говорю:
— Продолжай.
— Моя сестра, Нора, влюблялась во всех подряд. Она смеялась надо мной, говорила, что мне вообще не нравятся мужчины.
Я царапаю рукой ее спинку, улыбаясь.
— Ты ответила ей, что ждешь меня?
Она смеется, тыча пальцем в одну из моих ямочек на щеке.
— Я с радостью скажу ей об этом сейчас, — она улыбается, теперь уже поглаживая обе мои ямочки. Мы продолжаем есть, и я испытываю бесконечную радость от того, что она никому
— Ты помнишь хоть что-нибудь хорошее о своих родителях? — спрашивает она, когда мы возвращаемся в спальню.
— Моя мама крестила меня каждую ночь. — я запираю дверь, с трудом вспоминая мать. — Она крестила меня, над головой, ртом и сердцем. — Я не упоминаю, что она так же все время бормотала и молилась весь день, что не имело ко мне никакого отношения ко всему остальному, что она мне сделала.
— Она была религиозна?
Легче заблокировать воспоминания, так что я достаю свой iPod и наушники, и пожимаю плечами, выкладывая свои шмотки на прикроватный столик. Хрен я усну этой ночью. В голове уже гудит от мыслей о том, что нужно сделать, о грушах, которые надо бить.
— Ты скучаешь по своей семье? — спрашивает она ласково.
Я ложусь к ней в постель и отвечаю правду.
— Нельзя скучать по тому, чего у тебя никогда не было.
Я вырос со своей музыкой, и она всегда будет со мной. Ее бы мне жутко не хватало, я бы без нее не прожил. Меня раздражает мой же халат, так что я снимаю его с нее, стаскивая атлас с ее плеч. Она знает, что нужна мне обнаженной и вытаскивает руки из рукавов, прижимаясь маленьким, гладким телом к моей голой груди.
Она такая приятная на ощупь, и я чувствую, как ее грудь вздымается от дыхания, мой нос у ее шеи, ее аромат успокаивает мои мысли. Я, может, и буду в порядке некоторое время, но знаю, что долго это не продлится и мне понадобится что-то сделать.
Думаю, она замечает, что мои ноги беспокойно дергаются. Гребаные ноги, гребаные ноги, черт, черт!
— Если я тебе кое-что расскажу, — шепчет она с озорством в глазах, проводя ногой между моих бедер, наши тела сплетены и так тесно прижались, — ты вспомнишь об этом завтра?
Я накрываю нас одеялом.
— Надеюсь, что да.
Гребаный я, порой я ненавижу себя.
Я пытаюсь успокоить гул внутри, когда она касается моей головы и мои ноги замирают. Из меня вырывается рычание, и я закрываю глаза, полностью отдаваясь ее прикосновению, пока она через меня тянется к столику. Я вижу, как она берет мой iPod и наушники.
— Надень их, — говорит она. Она выглядит такой взволнованной, и я ухмыляюсь.
Я чертовски люблю свою музыку, и песня становится важна вдвойне, когда она включает ее для меня. Я сажусь, прислоняясь к изголовью, подтягивая ее к себе, надеваю наушники и перетаскиваю ее к себе на колени, где она устраивается, пока выбирает песню.
Музыка начинает играть и я не думаю, что раньше ее слышал, но у меня там тонны этого дерьма.
И тут я слышу пение девушки, ее голос полон радости и надежды. То, как Брук смотрит на меня, улыбаясь, смотрит этими своими блестящими золотыми глазами, заставляет мои все внутри
Я всматриваюсь в ее лицо, потому что часть меня не верит, что это правда. Я смотрю Брук в глаза, на ее нос, ее щечки. Она убивает меня, мне нужно знать, что она не играет со мной, но ведь нет. Она выглядит так, словно сама нежно поет мне.
Мое тело напрягается и твердеет от восторга. Я будто занимаюсь любовью мысленно, в своей голове.
— Включи ее еще раз, — говорю я охрипшим голосом. Она прикусывает нижнюю губу и кликает кнопку повтора, и я просто не могу выдержать песню еще раз, или моя грудь взорвется на миллион кусочков, я рассыплюсь.
Я перекатываю Брук и кладу на спину, надевая на ее маленькую головку свои наушники, заправляя пряди ее волос ей за уши, чтобы они не зацепились. Ее глаза расширяются, когда начинаются слова песни, и я вижу, как ее зрачки увеличиваются, а губы раскрываются от удивления. Затем она так сильно зажмуривается, что я вижу морщинки в уголках ее глаз, и наблюдаю, как она слушает.
Я целую ее, медленно раскрывая ее губы своими, чтобы не текст песни говорил ей, что я люблю ее, не голос, не слова, а я.
НАСТОЯЩЕЕ
СИЭТЛ
«Будешь ли ты все так же любить меня, если я выйду за тебя замуж в платье, которое Рейсер только что пометил своей милой детской отрыжкой?»
Я вчитываюсь в сообщение от Брук, и быстро отвечаю: «Да.»
Я жду ее ответа, но ничего не получив, пишу: «Я чертовски тебя люблю. Не заставляй меня сегодня стоять здесь, словно я какой-то идиот.»
«Ни за что! Даже если мне придется идти к тебе голой.»
«Твою ж мать, не смей.»
«Я точно убью кого-то.»
«Ладно. К тому же, ты ведь знаешь, наш сын отрыгивает розами, так что... все в порядке!»
«Точно.»
Я усмехаюсь, убирая телефон, и смотрю, как церковь наполняется людьми.
Включая нового парня Мелани.
— Это он, — говорит Пит Райли. — Мелани как-то показывала мне его фотографию на телефоне.
На мгновение, Райли теряет дар речи.
— Да ты меня подкалываешь.
— Что? Больше тебе нечего сказать? — подначивает его Пит. — А он почти такой же красавчик, как Ремингтон.
— Спорю, у него здоровенный член.
— И... у него утонченные манеры. Он придерживает ей дверь, — продолжает насмехаться Пит.
— Что ж, это я и сам бы сделал, но мы тут вроде как маленько заняты с Ремом, — ворчит Райли.
— Вы меня извините на секундочку. Полагаю, вон там стоит моя пара, — говорит Пит, указывая на сестру Брук.
ПРОШЛОЕ
НЬЮ-ЙОРК
Мы в столовой отеля, вся команда сидит за двумя отдельными столами, один для девушек, второй для мужчин, когда я получаю письмо с незнакомого адреса с заголовком «Подумалось, что ты захочешь это видеть».