Ремонт человеков

Ткаченко Катя

Седой пристально смотрит на него, я — тоже.

— Замерзнешь, — говорит Седой.

Я киваю и начинаю одеваться, все так же не отводя глаз от кубика.

Седой встает и уходит, а возвращается с банкой, полной воды. Он берет кубик, осторожно, двумя пальцами, и бросает его в банку.

И кубик начинает пускать пузыри, таять, будто кусок то ли льда, то ли сахара, пузырей все больше, кубик все меньше, вот он совсем исчез, растворился, а вода из прозрачной стала мутной, почти

что желтой.

— Остается вылить — и все! — говорит Седой.

— Я сама! — говорю я, — Дай мне!

Седой протягивает мне банку, я беру ее и чувствую, что она намного тяжелее, чем положено быть простой полулитровой банке с мутной водопроводной водой.

— Осторожнее! — говорит Седой.

Я киваю и медленно иду в туалет, стараясь не расплескать, не пролить ни капли, потому что в банке сейчас не просто пусть желтая и мутная, но вода.

В этой банке четыре дня моей жизни плюс все мое прошлое.

И моего мужа.

И Н. А.

И Майи.

Я не хочу, чтобы это оставалось, мне надо вылить все это в унитаз, потом смыть, а банку лучше разбить, хотя можно обварить кипятком и залить дезинфицирующим раствором, но пусть о банке думает Седой, я вхожу в туалет, осторожно, стараясь не споткнуться, не расплескать, наклоняю банку и выливаю все ее содержимое, всю эту мутновато–желтую воду, всю себя, а потом нажимаю смыв и смотрю, как пенящаяся вода из бачка уносит все это в канализационную трубу, и тут вдруг ноги мои становятся ватными и мне хочется упасть, к горлу подкатывает тошнота, Седой, видимо, понимает, что мне плохо, он выхватывает у меня банку и закрывает дверь в туалет.

И меня тошнит, но мне становится легче.

Я опять нажимаю смыв, а потом умываюсь и полощу рот.

И выхожу обратно, хотя ноги у меня все такие же ватные.

— Это все? — спрашиваю я Седого.

— Все, — говорит он, — хочешь еще кофе?

— Нет, — говорю я, — я лучше немного посижу, а потом пойду…

— Сигарету? — спрашивает Седой.

— Нет, — говорю я, — мне пока не хочется курить.

— Тебя тошнит, — говорит Седой, — и тебе не хочется курить, с тобой все в порядке?

— Со мной все в порядке, — говорю я и вдруг понимаю, что не все. Я просто забыла об этом, хотя женщины о таком не забывают. Но предыдущие три недели мне было не до того, и потом — я была в шоке. А это действует. Но задержка на три недели — это уже что–то.

А начаться должно было как раз три недели назад, недаром я брала с собой тампаксы.

— Посмотри–ка на меня, — говорит Седой.

Я послушно смотрю на него и он удовлетворенно кивает головой.

— Ты смотришь, как беременная, — уверенно говорит он.

— Этого не может быть, — говорю я.

— Может, —

отвечает Седой.

— Этого не может быть, потому что я не способна, — говорю я.

— После ресторана, — говорит мне Седой, — вспомни!

— Ну и что! — говорю я. — Этого просто не может быть!

— Сходи к врачу, — говорит Седой, — или сделай себе тест, но ты смотришь как беременная, тебя тошнит и ты не хочешь курить.

— Ладно, — говорю я, — может быть… — И добавляю: — Я пошла?

— Иди, — говорит Седой, — но сообщи как–нибудь…

— Зачем? — спрашиваю я.

— Ты права, — говорит Седой, — это явно незачем!

Опять звонит телефон, и Седой берет трубку.

Я иду к выходу и толкаю дверь изнутри.

На улице солнце и еще жарче.

Я думаю, надеть мне очки или нет, и решаю, что пока не стоит.

Я хочу, чтобы кто–нибудь еще посмотрел мне в глаза и сказал, что я смотрю, как беременная.

Хотя я все равно не верю в это.

И никогда не поверю.

Пока все действительно не изменится и весь мир не уместится в моем животе.

Я иду по улице, в том же направлении, что и месяц с небольшим назад.

Мне надо дойти до перекрестка, свернуть, а потом идти дальше, пока не дойду до остановки.

Хотя можно поймать машину — так я доеду быстрее.

До дома, где меня ждут Н. А. и мой муж.

Отец и муж, которым я могу сообщить новость.

А могу и не сообщать.

Пока сама не поверю, но для этого мне надо сходить к врачу или сделать себе тест.

Совсем неподалеку аптека. Каждый раз, когда я иду от Седого, я себе что–то покупаю.

В тот раз это были темные очки, сегодня — тест на беременность.

Я куплю тест. Вернусь домой и сделаю все по инструкции.

И только тогда пойму, идти мне к врачу, или нет.

Говорить ли об этом отцу и мужу, или не стоит.

Парализованный и лишенный речи отец и муж, который узнает, что его жена — беременна.

Если я беременна и если у меня родиться дочь, то я назову ее любым именем, только не Майей.

Хотя, скорее всего, все получится наоборот.

Я хотела любить Майю и я буду любить Майю.

Я захожу в аптеку, какая–то толстая дама передо мной спрашивает что–то от головы и от давления.

Я стою и смотрю ей в спину, и чувствую, что меня опять подташнивает.

Майю мы похоронили на том самом кладбище и в том самом месте, где себя завещал похоронить и Н. А.

Когда он умрет, а ждать этого осталось недолго.

Судя по тому, что он просто уже не хочет жить.

Мне кажется, что он сам может сделать это, вот только как?

У него не работают руки и он не может говорить.