Рената Флори

Берсенева Анна

– Рената, Тина, знакомьтесь – Алексей Дежнев, Иринин брат и мой сосед, – сказала Агния Львовна. – А это Николаша с третьей дачи.

– Ага, с третьей. Только эти дни я у Лешки буду жить, – добавил к представлению Николаша. – А то у нас с печкой что-то, мама говорит, невозможно растопить. Да и возиться неохота. Здравствуйте, девочки!

Рената улыбнулась. Не столько этим словам из анекдота, сколько тому, что толстенький Николаша был очень смешной и нелепый.

– У вас, может, и колядки намечаются? – спросил Алексей. – Я козой наряжусь.

– Козлом, –

тут же уточнил Николаша.

Алексей не обратил на это уточнение ни малейшего внимания. Он вообще производил впечатление человека, который мало интересуется окружающим миром, точнее, интересуется ровно в той степени, в какой этот мир доставляет ему удовольствие.

– А праздновать можно у нас, – сказал он. – Ир, ты не против? Большая комната все равно пустая. Протопим ее – и будет бальная зала. Вы танцуете, Тина?

– Пока нет, – покачала головой Тина. Вид у нее по-прежнему был завороженный. – Мне же скоро рожать. А когда рожу, то обязательно буду. Мне тут у вас даже в спектакле захотелось участвовать!

– А!.. – Алексей улыбнулся, но еле заметно. Улыбка мало изменила его суховатое лицо. – К Рождеству ведь здесь домашний спектакль положено ставить. Я и забыл уже.

– Вы, наверное, тоже в этих спектаклях играли, – сказала Тина.

– Я похож на человека, играющего в домашнем театре? – усмехнулся Алексей.

– Ну, я не знаю… – протянула Тина. – Я не умею различать, кто играет в театре, а кто нет.

Алексей вгляделся в ее круглые, как серые смородины, глаза и улыбнулся. На этот раз вот именно не усмехнулся, а улыбнулся. Это Ренате понравилось. Ей почему-то было бы неприятно, если бы он с первого же взгляда не разглядел, что такое Тина, и не понял бы, что обижать такое существо насмешкой – это грех.

– Только бальную залу пораньше надо протопить, – подала голос Ирина. – А то в ней холодно, как на веранде.

– Сейчас выпьем чаю, и пойдете топить. Николаша, принеси из кухни чайник, – сказала Агния Львовна.

Рената не заметила, как та вышла из комнаты. И вот теперь вернулась с большим обливным глиняным блюдом, на котором высокой горкой лежали обсыпанные маком коржики в виде кружков и полумесяцев.

Николаша отправился за чайником, Ирина принялась помогать Агнии Львовне накрывать на стол. Как удивительно все это было, как… невиданно! Хотя – что удивительного?

«Просто я никогда не жила в таком доме, в этом все дело, – подумала Рената. – Ну да, ведь я всю жизнь прожила в панельной девятиэтажке. Перед этим еще коммуналка была, но я ее почти не помню. Да если бы и помнила, невелика радость. А здесь все по-другому».

Здесь была именно радость. Она ничем не объяснялась – просто жила в этих бревенчатых стенах. И Алексей, с удовольствием плюхнувшийся на диван, в котором радостно запели пружины, и нелепый Николаша, и маковые коржики на обливном блюде, и Агния Львовна с ее насмешливыми интонациями и с тем ласковым стуком по стеклу, которым она встретила гостей, – все это было то, из чего состояла общая радость. Ренате даже завидно стало!

«Неужели это Москва? – почему-то мелькнуло в голове. –

Как странно…»

Мысль была такая быстрая, что не успела удержаться в ее сознании.

– А я буду переключать музыку! – воскликнула Тина. – Все же танцевать захотят, и никому будет не до этого. Я буду вам музыку включать!

Глава 14

Если бы кто-нибудь сказал Ренате, что на шестом месяце беременности она вздумает танцевать, она сочла бы этого человека сумасшедшим. Танцевала она последний раз, кажется, на выпускном вечере в институте, да и то лишь потому, что неудобно было отрываться от коллектива; собственной же потребности потанцевать она не испытывала никогда.

И вдруг – мало того что кружится по скрипучему дощатому полу в каком-то подобии вальса, но еще и смеется, и болтает с Николашей, который пыхтит, сжимая в объятиях ее располневшую талию.

Впрочем, каких только фокусов не выделывает в сознании беременных женщин гормональная буря, происходящая в их организмах. Ей ли было этого не знать!

– Не устала? – заботливо поинтересовался Николаша.

Он сразу же перешел с ней на «ты», и Рената не стала возражать: весь его вид свидетельствовал о том, что ему чужда всякая церемонность. В этом смысле он был исключением из неброских, но твердых правил «Москвы» и очень симпатично эти правила оттенял.

– Кажется, нет, но присяду, – ответила Рената. – Вообще-то я никогда в жизни столько не танцевала. Спасибо, Николай.

– Чего там, всегда пожалуйста. – Николаша широко улыбнулся. – Давай я тебя вон на тот стульчик посажу.

Прежде чем усадить Ренату на облезлый венский стул, он потрогал, не развалится ли тот. Стул был застелен круглым ковриком, связанным из разноцветных тряпочек.

– Кто это здесь такие вяжет? – удивилась Рената.

Очень уж по-деревенски выглядело это произведение.

– В Юрцове кто-то, – ответил Николаша. – Знаешь, за рекой возле монастыря деревня? Иринка такие штуки обожает, километрами у местных скупает. А им что – они сколько хочешь навяжут, только плати. У нее в комнате просвета нет от этих тряпок.

Только присев на стул, Рената почувствовала, что действительно устала. У нее даже голова закружилась, и ей захотелось прилечь. Да и музыка, которой руководила сидящая возле музыкального центра Тина, звучала слишком громко, просто вбивалась в уши.

Кроме Ренаты, этого, правда, никто не замечал – в не успевшей толком прогреться импровизированной бальной зале собралось человек двадцать, все они увлеченно танцевали и смеялись.

– Я, наверное, домой пойду, – сказала Рената.

– Что такое? Плохо, да? – испугался Николаша.

– Нет, ничего. Голову немного повело. У беременных бывает.

– Так зачем сразу домой? У Иринки в спальне можешь прилечь. Жалко же уходить, – совсем по-детски объяснил он. – Сейчас малышню приведут, спектакль будут показывать. Не МХАТ, конечно, но все равно интересно. Мы в детстве тоже спектакль ставили – Гайдара, «Сказку о военной тайне». Я Мальчиша-Плохиша играл.