Ренегат
Шрифт:
— Теперь ты их имеешь.
— Нам известно, что за Дугой есть города, люди… Нам нужно уходить, Люк! Я не могу больше ждать! — завершаю я, и поднимаюсь с намерениями удрать из Норы, а потом за Дугу. Осталось придумать, как это сделать, ведь с датчиком отслеживания в руке совершить побег крайне затруднительно.
— Я же говорил. — выпаливает он.
Он прав. Учитывая, какой безрассудной я была, не раздумывая, бросилась бы за Дугу, и из-за собственной неосмотрительности меня бы быстро поймали, или же я бы попала в одну из ловушек. Но я выросла, изменилась и, естественно, поумнела. Я обязательно придумаю, как улизнуть за несокрушимую
Люк останавливается напротив. Он касается моего раскрасневшегося, как раскаленный уголек, лица и смотрит прямо мне в глаза. Вид у него поразительно спокойный, а голос настолько ровный, что раздражает.
— Послушай меня, Харпер Маверик. Тебе отсюда не уйти, понимаешь?
— Меня не выпустят.
— Я не об этом. Я тебе не позволю.
— Что?
— Когда ты спала, приходил Марлоу.
— Марлоу? — удивляюсь я. Глубоко сомневаюсь, что за тот период, пока я была на Охоте, он отрезвел. Хотя один Люк знает, сколько на самом деле прошло времени. — Зачем?
— Убедится, что с тобой все хорошо. И сказать, что в Котле поднялся бунт.
— Бунт? — переспрашиваю я, чувствуя воспалившейся жар в груди.
— Произошло то, чего ты так хотела. И ты нужна людям. Они надеются, что ты вернешься и возглавишь их. — произносит Люк бесстрастно, но его глаза будто горят. — Помнишь, что мы когда-то делали каждый вечер на площади? — Я угукаю, ведь то время мне никогда не забыть. — Ты единственная, в ком они нуждаются, ведь ты все начала.
Было темно и дул порывистый ветер. Я сидела возле папы, завернувшись в старую куртку, точно как кочан кукурузы в лепестки. Отец молча держал табличку с надписью «Будущее в наших руках». Я как раз принесла ему ужин. В тот вечер я не ожидала увидеть Люка, но он приволок пустую железную бочку и дрова и мы разожгли огонь. Немного позже со смены домой возвращались рабочие. Я стала выкрикивать всякие несуразицы, мол, нас убивают, морят голодом, а мы бездельничаем и в смирении опускаем головы. Кажется, тогда я была совсем другим человеком и ничего не боялась. Мигом подоспели охранники, мгновенно арестовавшие отца, а Люк, ухватив меня, притянул к развалинам, где мы просидели до утра. Это был первый раз, когда я вышла на площадь.
— Это не правда. — отрицаю я. — Все начал отец.
— Нет. — подчеркивает он. — Ты спросила его, когда была маленькой, о том, почему вы живете так, как во время войны.
— Это он тебе сказал? — Я не помню, чтобы я спрашивала нечто подобное. Должно быть, я была слишком маленькой, чтобы это запомнить. По искреннему, дружелюбному выражению Люка понимаю, что он говорит правду.
— Ты нужна людям в Котле. — повторяет он.
— Нет, это глупость и… я не справлюсь.
— Справишься. — уверяет он. — Ты сильная, у тебя все получится.
— Я понятия не имею, что мне делать. — Крепко обнимаю Люка. — Не бросай меня.
— Я рядом. И для начала нам нужно отдохнуть. Ты еще полностью не восстановилась, а завтра у тебя начинается второй этап суггестии. — Меня передергивает от волнения. Второй этап? И это после того, что произошло с Один? А если подобное произойдет со мной? У меня нет желания уснуть настолько глубоко, что потом невозможно проснуться. — Все хорошо, Харпер. — успокаивает меня Люк. — У тебя все получится. И ты не изменишься, внушение никоим образом на тебя не повлияет.
— Да? — Я умоляюще смотрю на него, он должен подтвердить сказанное.
— Тебя
— Ладно.
— Вот и славно. — Люк целует меня в лоб, и я ухожу в ванную. Горячий душ расслабляет, после чищу зубы и молниеносно возвращаюсь в постель.
Непоследовательные мысли закрутились в настоящем беспорядке. Меня, безусловно, радует, что за Дугой есть жизнь, и мир не уничтожен Великой войной, но мы по-прежнему узники Богема и, возможно, нам никогда не выбраться из этой тюрьмы. У меня не раз возникало подмывающее чувство убежать, но я всегда говорила себе, что у меня будет еще куча возможностей это сделать. И теперь, когда у меня нет и шанса, я думаю, что нужно было совершать побег раньше, без лишних раздумий и сомнений. И из этого выходит: даже самую безумную идею нужно воплощать в тот самый момент, когда она пришла, иначе, отложив ее на потом, мы навсегда с нею расстанемся.
Долгожданные бунты в Котле… Как же трудно в это поверить! Трудно вообразить мятеж, даже самый маленький. Мне мерещится, что он может все изменить. Но кто мог поднять восстание? Ума не приложу, кто бы мог провернуть подобное. Но и не хочу, чтобы Марлоу ошибался, и все оказалось его пьяным вымыслом. Может, я и не доверяю ему, но я верю Люку. Он врать не станет.
Вернувшись из ванной, Люк убавляет яркий свет и забирается под одеяло. Прикасается ко мне холодной рукой, я вздрагиваю, а он смеется.
— Это не смешно. — возмущаюсь я, сдерживая дурацкую улыбку.
— И как ты выжила, всего боишься.
— Случайно. — отвечаю я.
— Глупость.
Обхватив меня рукой, Люк подвигается еще ближе и замолкает. Ощущая его ровное теплое дыхание у себя на щеке, никак не могу отделаться от вопроса, который не оставляет меня с того самого момента, как я проснулась. От одного неосторожного помышления, что Люк раздевал меня и мыл, хочу провалиться сквозь землю. И это уже во второй раз. На Охоте некогда было беспокоиться о внешнем виде. Я убегала от горящей смолы, спала на земле, лазила по болоту, испачкалась кровью лабораторной твари, и, в конце концов, упала в грязь. Здешние работники или врачи вряд ли бы меня отмывали. Возможно, они снабдили Люка лекарствами и все.
Поворачиваюсь к нему — его губы оказываются возле моих. Похоже, что он не спал.
— Что хочешь? — шепчет Люк.
— Спросить.
— Спрашивай.
— Ну… — Моя решимость вмиг исчезает, не получается и слова выдавить.
— Не тяни.
— Сколько я спала? — Я захожу издалека.
— Четыре дня. Я давал тебе снотворное, чтобы ты лучше перенесла лечение.
— Значит, я в таком хорошем состоянии, потому что кто-то обо мне заботился?
— Угу.
— Ты меня видел, да? — Я не решалась произнести главное слово. Надеюсь, что он поймет, о чем я толкую.
— Когда-нибудь это бы произошло.
— Мне стыдно, извини. И мне жаль, что тебе пришлось это делать.
— А мне нет. — отрезает Люк и переворачивается на спину. Приподнимаюсь, осознавая весь ужас того, что сказала.
— Прости, Люк. Ну, Люк! Я имела в виду другое. — безуспешно оправдываюсь я.
— Спи, Маверик.
— Ну, прости. Я смолола глупость, не подумав.
И когда он стал таким ранимым!
— Иногда ты просто невыносима, Маверик. — изрекает он, заключив меня в заботливые объятия.