Ренегаты
Шрифт:
– Ничего себе! – покачал головой Олег.
– Подождите удивляться. – Воодушевленный профессор вскочил и забегал по комнате, размахивая руками. – Поскольку мозг инсектоида, даже если это рабочая особь, намного сложнее человеческого, ему доступны различные уровни передачи информации. Наши фигурки являются только первым, тактильно-осязательным, если можно так сказать, слоем, чем-то вроде приветствия и приглашения к разговору, а далее запускаются сложнейшие процессы, и общение переходит на ментальный, ну или, если хотите,
– Так они что, экстрасенсы, что ли? – удивился Олег.
– Ну, можно и так сказать. – Профессор остановился, выставив тонкий желтый палец, нацеленный на Олега. – И главное, молодой человек: это совершенно особый вид прогресса – не научно-технического, а биологического, понимаете? И никакая высоко– или низкомолекулярная чума его не сможет остановить! Говоря начистоту, если бы инсектоиды захотели, они захватили бы все обитаемые миры. У них невероятно высокая репродуктивная функция, они ее ограничивают искусственно.
– Как китайцы… – прошептал Сотников. Ему вдруг расхотелось пить чай и слушать профессора дальше – в мозгу возникли образы тысяч инсектоидов, сплошной лавиной катящихся по улицам Москвы. Монстры раздирали людей на куски, получая так любимую ими «костную ткань».
– Слава науке, им этого не нужно. – Профессор не заметил перемены настроения своего собеседника. – Причем, как я выяснил, отсутствие экспансических тенденций связано с какими-то религиозными моментами. Это еще один пласт исследований, приступить к которому я планирую в следующем году. Ну, вводную, так сказать, часть я вам прочел, а теперь, молодой человек, прошу вас: задавайте вопросы.
Профессор уселся на стул, сложил руки на груди и гордо посмотрел на Сотникова. Олег отвел взгляд – ему было неловко – и обратил внимание, что за окном смеркается. Пора было уходить – Эль Гарро велел вернуться до первых звезд.
– Скажите, – болтая в чашке остатками чая, спросил он. – А как все же выглядят фигурки? Дело в том, что я художник…
– А-а-а! – Профессор шутливо погрозил Сотникову пальцем. – Профессиональный интерес? Понимаю, понимаю. Извольте, я покажу вам парочку. В переводе на человеческий язык они означают что-то вроде: «Я готов к диалогу».
Проворно поднявшись, старик распахнул дверцу шкафа и поставил перед Олегом пару вылепленных из глины изделий. В голове у Сотникова сразу возникло так любимое Мельманом определение «инсталляционный объект». Впрочем, бесформенные куски глины можно было назвать и абстрактными скульптурами – левая походила на рожающую пятиногую женщину, правая – на хоккейного вратаря без рук.
– С-спасибо, – кивнул Олег. – Очень, знаете ли, познавательно. Вы меня простите, но меня ждут. Огромное спасибо вам за… ммм… лекцию.
– Лекцию! – со вкусом произнес профессор. – Именно лекцию, да-да. И вы можете гордиться, молодой человек, что стали первым, кто ее прослушал. О, придет время, и я прочту целый курс
Сотников поднялся, протянул старику руку.
– Спасибо еще раз. Чай тоже выше всяких похвал.
– Да-да… – пробормотал профессор. Глаза его затуманились – видимо, он грезил о своем будущем триумфе. – Всего вам доброго…
Олег вышел и увидел, что ночь уже вступила в свои права. Опрометью, постоянно озираясь, он бросился к избушке, где отдыхал Эль Гарро, и три раза долбанул в дверь кулаком.
– Чего бьешься, как баран о столб, амиго? – хмуро спросил капитан, открывая дверь. – Вижу, профессор нагрузил тебя по полной программе. Заходи.
Сотников вошел, запер дверь и сел на свою кровать.
– Мне страшно, – сказал он без обиняков.
– Жизнь вообще страшная штука, – пожал плечами Эль Гарро, и его плащ заскрипел. – Страшнее ее только смерть. На столе еда, в кувшине вино. Когда закончишь, погаси лампу и ложись. Завтра будет тяжелый день.
Глава четвертая
– Вязовский, – властно говорит Свеча, – выдай им камуфло из подменки и берцы какие-нибудь, а то они как папуасы.
– На себя посмотри, – ворчит Костыль.
Вразвалочку прикатывается толстяк с нашивками старшины, местный каптер Вязовский, кидает нам свернутую одежду и связанные шнурками стоптанные ботинки. Как ни странно, с размерами он почти угадал, а может, так совпало. Мы натягиваем камуфляжку, выгоревшую, застиранную, но еще достаточно прочную. Правда, у меня на куртке имеются две аккуратно заштопанные дырочки – одна на груди, другая – на спине. Понятно, откуда они, но уточнять не хочется. Все тот же принцип: меньше знаешь – легче дышать.
База Западного погранотряда, на которую нас привел патруль, живет своей обычной жизнью – за окном строится очередной наряд, на вышке торчит дозорный с биноклем, у забора мускулистый хлопец в трениках с отвисшими коленками колет дрова. Все бы ничего, но командует базой наш общий старый знакомец, ныне уже майор Николай Свяченко, он же Коля Свеча. Лично мне встречаться с этим человеком хотелось бы меньше всего. Думаю, Костылю тоже.
Попали мы, чего уж. Как куры в ощип. Как говаривал Жора Апрятин: «Таков печальный итог».
– Та-ак… – Свеча смотрит на лежащий на столе контейнер, достает десантный нож, стучит кончиком по обшарпанному металлу, поддевает все еще болтающуюся сургучную печать, уцелевшую даже во время плавания по Долгому озеру. – Что тут?
Я хочу сказать, что это вообще не наше, но Костыль опережает меня.
– Образцы осадочных горных пород с нефтеносного горизонта левого берега реки Дармы, – говорит он. Спокойненько так говорит. – Несем заказчику в Сурган с Ржавых болот. Конкуренты пытались перехватить, мы отрывались – и вот оказались здесь.