Replay
Шрифт:
Выхожу из комнаты на запах свежеваренного кофе. Без улыбки приветствую Павла.
– Как спалось? – произносит взволнованно.
– Скверно, – отвечаю честно, наливая полную кружку. – Вы звонили в больницу?
– Да, – поджимая губы, отводит глаза. – Они ввели Марину в состояние искусственной комы. Говорят, организму так справиться проще, миновав сложный период и излишние переживания.
– Чем маме можно помочь? – роняю тихо, сверля взглядом на столе одну точку.
– Всё слишком сложно, Кристин… – затихает, глядя на меня с толикой
– Вы нашли реквизиты в документах папы? – уточняю, безвольно кивая. Дверь в кабинет по утру оказалась не плотно прикрыта и, уж если я не брожу по квартире ночами в бессознательном состоянии: там был Павел.
– Нет, – отвечает неловко. – И это усложняет сложившуюся ситуацию. На счетах твоего отца должна быть весомая сумма, способная погасить все расходы на лечение и реабилитацию Марины. Имея доступ, ты вполне могла бы воспользоваться деньгами в ближайшие дни. Пусть это и не вполне законно… В худшем случае, как сейчас, будет потеряно время, которого нет, – опускает глаза, искривляя линию губ. – Ты вступишь в права наследства спустя полгода. Моих сбережений хватит на начальный период, а дальше придётся ломать голову над тем как собрать оставшуюся сумму.
– Сколько? – произношу отчужденно.
– Не знаю, – отвечает правдиво. – Десятки тысяч.
– Вы не о рублях? – нервно усмехаюсь, получая в ответ скоропостижный кивок головы.
– Володя не оставил завещания. Это бы облегчило ситуацию. Да он и не думал…
Грузно выдыхаю, слыша обрывистое:
– Прости. Знаю как тебе больно. Мне надо ехать.
Не объясняя, куда и зачем, поднимается из-за стола, направляясь к двери.
– Я с вами, – заявляю безапелляционно. Отчетливо понимая, что останься я дома одна – сойду с ума от терзающих мыслей. Молча кивает, пропуская вперёд.
Выходя из подъезда, отчаянно пытаюсь внешне создавать иллюзию покоя. Сажусь в автомобиль Павла, боясь спросить, куда лежит наш путь.
Первая точка маршрута. Серое одноэтажное здание, словно спрятавшееся за высокими корпусами больницы. Скрытое от лишних глаз густой посадкой кустарника. Невзрачное и пугающее. Вызывающее приступ животного страха с каждым метром приближения к настежь открытой железной двери парадного входа.
– Тебе лучше подождать здесь, – напряженный тон не скрывает спрятанного в нём волнения и беспокойства.
– Я смогу, – делая шаг вперёд, задерживая дыхание, вторгаясь в безликое пространство, отделанное кафелем и пропитанное насквозь формалином.
Происходящее последующих двадцати минут кажется сущим кошмаром, глубоко поселившимся в сознании. Ты помнишь урывки действий, слов. Тщетно пытаюсь отвлечься и забыть об увиденном.
– Это не он, – едва не кричу, вцепляясь в руку Павла до хруста на пальцах.
Безжизненное, израненное тело, лежащее напротив меня, кажется, имеет лишь небольшое внешнее сходство с моим отцом. – Это не он, – твержу
– Ты сможешь это принять, милая, – гладя меня по спине, сдерживая застрявший в горле крик. – Должно пройти время.
– Не хочу помнить его таким, – монотонно качаю головой, вырываясь из теплых рук и двигаясь в сторону машины.
Заключение о смерти, вместе со свидетельством, точно нарочно попадаются на глаза, притягивая взгляды к приборной панели. Вздрагиваю в очередной раз, наткнувшись на них. Поспешно убираю документы в бардачок, подальше от глаз. Пытаясь не думать, что написано на этих плотных листках.
"Куда теперь?", хочу спросить и молчу, ожидая остановки в конечном пункте. Лучше не знать. Проще не знать.
– Спасибо, – произношу, искоса глядя на Павла. – Одна бы я ничего не смогла.
– Это мой долг, – поджимает губы, не отрываясь от дороги. – Думаю, для моих детей твой отец сделал бы тоже самое.
Отделение полиции, находящееся почти на окраине района. Хмурые лица вокруг. Должные внушать доверие, а действующие с точностью до наоборот. Настораживающие. Отталкивающие.
– Необходимо написать заявление, – точно оправдываясь, произносит Павел. – Решить, что делать с машиной… – кривится, поправляясь. Тем, что от неё осталось.
Проходим внутрь, предъявляя паспорта. Плутаем по коридорам и этажам многослойного здания. Тучный следователь с наметившимся брюшком и ранней залысиной, точно делая одолжение, приглашает в нужный нам кабинет. Монотонные разговоры. " Подпишите здесь… поставьте дату… С моих слов записано верно…"
Не думая, исполняю указания, ощущая себя словно накаченная наркотиками. Пустой. Недопонимающей смысла происходящего. Желающей выбиться из этой гонки сопротивления. Опустить руки. Остановиться.
– Кристина Владимировна, вы будете требовать на суде ужесточения меры наказания для виновника ДТП?
Недоуменно смотрю на него, смутно понимая происходящее.
– Вам надо подписать эту форму, – недовольно произносит мужчина напротив, не удостаиваясь моего ответа.
Павел сдержанно забирает бумаги, обещая ознакомиться с ними позже.
– Вам необходимо видео для суда? – обращается к Павлу, поняв, что разговаривать со мной бесполезно.
– На том участке дороги имелись камеры? – осведомляюсь пересохшими от волнения губами.
Молча поворачивает экран компьютера в мою сторону, щелкая мышкой по чёрно – белому изображению. Обычное движение. Я узнаю этот отрезок трассы. Три, максимум пять километров от дачи Вани. Молниеносно обгоняющая форд девятка. Узкий участок дороги. Перекрытая правая полоса под ремонтные работы. Замираю, не дыша. Вылет лихача на встречку. Фура, пытающаяся уйти от лобового столкновения резко подает вправо, не рассчитав, что тому, кто находится на второй полосе абсолютно некуда деться… Она буквально сметает в кювет машину отца, более не появляющуюся в радиусе действия камер после лихого маневра водителя девятки.