Реплика в зал. Записки действующего лица
Шрифт:
Мемуары Бориса Владимировича Павленка "Кино. Легенды и быль" ("Галерия".Москва.2004) стоят особняком. Они единственные, кажется, написаны от лица в определенном смысле "пострадавшего": его грубо, с оскорбительно пьяной развязностью, хамски выгнали с последней работы. Эти воспоминания написаны с сарказмом, яростно, с горечью. И с совершенно ясных позиций. " V съезд стал первым отрытым оппозиционным выступлением творческой интеллигенции против партии и Советской власти, - пишет он.
– Я был на этом съезде и со стыдом смотрел, как "захлопали" доклад Кулиджанова, не дали закончить выступление Ермашу, согнали с трибуны вовсе не робкого Никиту Михалкова, пытавшегося воззвать к благоразумию, как поносили великих режиссеров... А после выступления делегата от Грузии Эльдара Шенгелая я ушел со съезда...
– Это все равно, что управление сумасшедшим домом отдать в руки сумасшедшего".
Наверное, со стороны и я могу быть принят за "пострадавшего". Нас, таких, уже и в живых почти не осталось. Надо торопиться вспоминать. Хотя бы для пользы "матери истории". Уже нет Ермаша, Баскакова, Александра Караганова, ректора ВГИКа Виталия Ждана, оргсекретаря Союза кинематографистов Григория Марьямова, главного редактора "Искусство кино" Юрия Черепанова, нет режиссеров Бондарчука, Озерова, Ростоцкого, Лотяну, Згуриди, Кеосаяна, документалиста Гутмана, народного художника СССР Михаила Богданова, актеров Всеволода Санаева и Лидии Смирновой, критика Ростислава Юренева... Тут, пожалуй, остановлюсь, дабы не затягивать мортиролог. Но и не грех повторить имена этих людей - талантливых, достойных, в большинстве своем даже выдающихся, и - отвергнутых, но не просто так, а под улюлюкание.
Оказавшись под колесами паровоза, поздно спрашивать, почему он не пошел по другой ветке. Можно ли было V съезд кинематографистов провести так, чтобы он не стал фактическим суицидом для кинематографической отрасли? Можно, если бы и вся страна с меньшими для себя утратами нашла дорогу от социализма к капитализму.
Трагедия, думаю, состояла в том, что для насущных перемен не нашлось достойных, чтобы возглавить. Система настолько сама себя измотала, истончила, измочалила, что давно на высшие свои посты была способна выдвигать только тех, кого она выдвигала. Для большого дела не находилось адекватного масштаба мастеров.
Кадры решают все, заявлял когда-то тиран и уничтожал лучших. Во главу угла надо поставить "человеческий фактор", поучал в свою очередь велеречивый дважды последний - последний генсек, и последний президент СССР. От одного до другого - годы взлетов и катастрофических утрат, но неизменной была тенденция к уменьшению личностного масштаба лидеров. Дошло до того, что народ стал стыдиться их и над ними потешаться.
Один с потусторонним каким-то энтузиазмом увешивал себя орденами и заставлял журналистов писать за себя книги о себе, а потом торопился получить за них медали и премии; другой под байку о "новом мышлении" пустил по ветру европейские плацдармы, не им завоеванные, но принял за это Нобелевку от лукавого комитета. Третий по пьяному делу забыл про Крым, а пока крепло его рукопожатие от работы над документами, самые расторопные рассовали по карманам все прочее народное достояние.
Человеческий фактор - всегда конкретный человек, хотя и обзови его фактором. Фактор Горбачева был сброшен и смят фактором Ельцина. В остатке получился фактор народной беды.
Мы пережили увлечение и Горбачевым, говорившем без бумажки, что, после сериала из старцев, ошеломляло, и Ельциным, ходившем по Москве в туфлях за 29 рублей и ездившего в "Москвиче". Чудилось, что где-то там, наверху, есть некий, глубоко продуманный план действий, который приведет нас к жизни лучшей, чем была.
Но утекало время, а нищенство не иссякало, а множилось. Старики и всяческие бомжи зарылись в помойки, больные коротали свои последние жизненные сроки по очередям в поликлиниках, на месте пионерских лагерей возросли чьи-то крепости за трехметровыми заборами... Долго казалось, что нельзя же это было произвести просто так, как говорится, сдуру. Наверное, кем-то просчитаны, казалось, ближайшие последствия от такого рода действий. Пусть не по уму, то хотя бы из сострадания. Нет, не нашлось кому продумать стратегию.
Двадцать лет ушло у нас, глупых, на то, чтобы более-менее разобраться. Теперь человек следующего поколения, политический писатель Андрей Колесников в книге "Спичрайтеры" (Издательство АСТ.2007), как само собой разумеющееся, замечает: "Горбачев и его команда на самом деле шли почти вслепую, как случайным образом рождался и знаковый вербальный знак эпохи - сначала "ускорение", потом "перестройка", "новое мышление" и "гласность".
Вот, поистине, слепота, которая хуже воровства. А точнее так: слепота, породившая воровство.
Произошедшее с нашим кино в 1986 году - хоть и локальный, но в принципе точный сколок того, что произошло в стране и со страной. Со всеми нами. Vсъезд таким, каким он случился, другим и не мог быть. Вплоть до проявившего себя в нем "человеческого фактора".
Люди, пришедшие к руководству кинематографом, оказались не способны повести дело так, чтобы их "новое" превзошло по результатам "старое". Или было бы не хуже. Опять сошлюсь на А.Гребнева, наблюдавшего за всем с короткого расстояния: "Мальчики наши во главе с новым лидером грозят перевернуть кинематограф, поставить все, наконец, с головы на ноги, это, конечно, утопия, серьезных идей у них нет, да и людей не густо. Где эти произведения или хотя бы замыслы, ради которых вся эта революция? Я вижу пока что не очень умных, не очень талантливых или вовсе неталантливых людей... Подозреваю, что и сам лидер - человек неталантливый,,,"
Новый лидер, которого Гребнев подозревает в неталантливости, - Элем Климов. Климов напоминает ему "Ельцина эпохи Московского горкома", поразившего тогда жестокостью, непримиримостью, амбициозностью. .
Как же случилось, что во главе кинематографического союза оказался человек, по самой своей человеческой сути не созданный руководить людьми, причем, людьми творческими, объединенными в большой коллектив?
Тут теперь нет загадки.
В своей книге "Лиза Бричкина -навсегда" Елена Драпеко описывает события, состоявшиеся сразу после выборов на съезде: " Андрей Смирнов, беря всю вину за кинодеятелей и как бы извиняясь перед руководством партии, запричитал перед Александром Яковлевым: "Это надо же, что мы наделали... Что наделали!" А тот многозначительно усмехнулся из-под мохнатых бровей: "Это вы наделали? Это мы сделали!"
О том же пишет Армен Медведев: Яковлев "спросил меня как-то, улыбаясь, в свойственной ему хитроватой манере: "Ну что, здорово мы вас обошли с Элемом Климовым?" Здорово, оставалось только признать... На первом пленуме нового правления, прямо в Кремле, А.Н.Яковлев предложил Климова в первые секретари союза". Вот и вся отгадка загадки.
Тот пленум, на котором решалось, кому войти в руководство, сильно затянулся: список выдвинутых в состав правления, напомню, был на съезде полностью перелопачен, количество голосов требовало тщательного подсчета. А гости в это время уже собрались в банкетном зале, скучали у столов, не решаясь приступить к трапезе. Ждали результатов голосования, ждали новых членов правления и самого главного ждали: кого объявят первым секретарем? В кулуарах среди возможных кандидатур называли Юрия Озерова или Михаила Ульянова. Но вот, наконец, в перспективе между столами нарисовалась мрачно победная фигура Элема Климова. За ним сбивчивой группой поспешали те, кто только что возвел его на пост нового лидера.
– Кто, Климов?!
– не поверил я своим ушам. Рядом были люди из редакции.
– Мне - конец, ребята!
– сказал я им.
– Почему?
А вот это надо рассказывать по порядку...
Элем = Энгельс, Ленин, Маркс
Особенно трудно писать о тех, о ком полагается, когда рассказываешь, . закатывать глаза и восторженно придыхать. Причем, сделанное ими в искусстве, действительно, порой значительно или, как минимум, заметно. А ты вылезаешь с собственными впечатлениями, мешаешь людям забыть то, что они давно предпочитают не вспоминать. Как тут быть? Подобные сомнения посещают, наверное, любого добросовестного мемуариста. Вспоминать или не вспоминать? Вот в чем вопрос.