Реплика в зал. Записки действующего лица
Шрифт:
– Валя, вы тоже здесь?!
– Андрон привез, делаем сценарий. Ни выпить, ни покурить не разрешает. Вот - прячусь от него...
При этих словах лауреат Ленинский премии за фильм "Баллада о солдате" Валентин Ежов, по пьянке потерявший однажды свою медаль с профилем Ленина, живо отпрянул за колонну. А мимо через холл, устремляясь на весенний пленер, пробежал в тренировочном костюме Андрон Михалков-Кончаловский, последовательный сторонник здорового образа жизни.
Размах, постановочный изыск, художественная основательность и серьезность "Сибириады", конечно же, понуждали начальство проявлять к ней особое внимание. Тем более, что и затевалась картина не
Несколько раз Кончаловский появлялся в моем кабинете, - обсуждали поправки, прикидывали, как удовлетворить, не поступаясь цельностью. И что обращало внимание: Кончаловский не впадал в истерику, не гневался и не дергался. Быстро находил решение, в результате которого и поправка была удовлетворена, и суть не страдала - все равно получалось то, что он считал правильным. Истинный талант всегда широк и изобретателен.
Суммируя свои редакторские впечатления тех лет, прихожу к такому выводу: с талантами находить общий язык гораздо легче, чем с полуталантами, а тем более с бездарями. Чем крупнее была личность, чем одареннее, тем спокойнее и конструктивнее воспринимались ею соображения со стороны - без гнева, истерик, по-деловому. Или в разумном режиме отстаивались аргументы с той и другой стороны, или находились компромиссы.
Никита Михалков сдавал "Рабу любви". После просмотра уединились в моем кабинете. Сели друг против друга. Я начал излагать какие-то соображения, не помню уже, какие, но весьма незначительные, по сути. Картина была сложена мастерски. Тут не замечания скорее требовались, а поздравления. Никита с чем-то легко соглашался, с чем-то также легко, но цепко не соглашался. Словом, шла предельно мирная беседа.
И тут открылась дверь, и появился сам классик - с Золотой Звездой Героя на лацкане - Сергей Владимирович Михалков. Папа пришел поддержать сына в трудную минуту.
– Отец, уйди!
– замахал руками Никита.
– Все нормально! Сами договоримся! Подожди там!..
Михалков-старший скрылся.
Так вот запросто удалить из своего кабинета самого Сергей Михалкова, мне бы никогда не пришло в голову. А тут случилось, причем на совершенно мне не подвластном семейном уровне: подожди там! Во всем этом было нечто очень трогательное: посодействовать своему младшенькому, хотя младшенький уже и без содействия мог постоять за себя, прежде всего собственным талантом. Он уже был крупной личностью - отличной от отца, но тоже несравненной.
Мы быстро завершили собеседование, и Никита ушел. А я выглянул из кабинета: вдруг Сергей Владимирович все еще в приемной? Его уже не было. Значит, действительно приходил ради сына...
В том кабинете довелось пообщаться со многими славными. Они приходили, конечно, не ко мне лично, а к должностному лицу. Шли не потому, что мечтали увидеться со мной, грешным, а понуждаемые только собственными творческими проблемами, которые надеялись здесь решить. Ни дать ни взять, комната в "Сталкере". Хотя со стороны это выглядело, конечно, странно: за ними - авторитет сделанного в искусстве, за мною - не очень понятно что... Государство? Партия? Власть, основанная на призрачном знании того, "что требуется"?
Могу, пожалуй, только тешить себя тем предположением, что они удивлялись, обнаружив в кабинете существо, способное выражаться вполне грамотно и не являть в разговоре профессиональных глупостей. Я же должен повториться: с мэтрами общаться всегда оказывалось проще и легче, чем с графоманами. Были, конечно, исключения, но в целом это было так.
Дважды
Со столь здравым соображением глупо было бы спорить. Посмеялись и оставили "неудавшихся" в покое.
Никогда, скорее всего, не увидел бы, как говорится, живьем Сергея Урусевского, оператора-гения, а тут он появился, когда решил в качестве режиссера снимать фильм о Есенине "Пой песню, поэт". Пришел пояснить замысел своей непростой постановки, прокомментировать особенности их с Геннадием Шпаликовым сценария.
Приходил Константин Симонов, убеждал, что его новый сценарий об экипаже боевого танка должен сниматься не в цветном, а в черно-белом варианте. Именно таким, говорил он, видит будущий фильм "Экипаж" и Алексей Герман, для которого сценарий создается.. Он тоже считает, что не надо показывать войну в цвете, она ему видится в черно-белом изображении.
Не могу сказать, что при разговаре с Симоновым меня посещали мысли, не имеющие отношения к теме встречи, а тем более, чтобы являлись воспоминания. Чего не было, того не было. А могли бы и нахлынуть.
...На первом курсе, будучи избранным культоргом, придумал позвать к нам на филологический для коллективного разговора писателя Константина Симонова. Направил ему официальное письмо от деканата и стал вылавливать, чтобы узнать ответ. В дневнике тех лет обнаружил запись, воскресившую некоторые детали, запечатленные со всей непосредственностью школярской корявости: "25 февраля 1953 года. ...Ушел с тренировки немного раньше, переоделся в костюм с галстуком и побежал в Дом журналистов (у Арбата). Встал у входа ждать появления Симонова, чтобы сразу переговорить о встрече с нашими студентами... В коридоре на первом этаже столкнулся с Сашей Аскольдовым (он с 3-го курса, как и я, член спортсовета). Пошли вместе.
(Комментарий из сегодня. Александр Аскольдов после университета закончил высшие режиссерские курсы на "Мосфильме" и поставил знаменитый фильм "Комиссар". Лента была положена на полку, а Аскольдову запретили снимать. Творческая судьба была сломана. Более трагической биографии в советском кино, пожалуй, не было. На факультетских соревнованиях высокий и поджарый Саша неплохо бегал на 400 метров).
Увидели приоткрытую дверь с надписью "Правление". Вошли туда. Комната полна народа, сидят на диванах вдоль стен. В середине выделяется рослый Симонов. Саша, как видно, не знал его в лицо, прошел мимо, сказал мне, обернувшись: "Его здесь нет". "Подожди!" глухо прошипел я и встал у Симонова за спиной.
– Ну, спрашивай!
– раза два подтолкнул меня Саша.
– Константин Михайлович! Можно вас отвлечь на минутку!
– Да, пожалуйста!
– он обернулся к нам.
Тут Саша с опозданием произнес "здравствуйте".
– Вы читали письмо с филологического факультета, которое мы вам передали?
– Да, читал.
– Ну, что вы можете ответить?
– Я согласен.
– В какой день и час?
Он мгновение подумал:
– Давайте в следующий вторник. Какое это будет число?