Репортажи из шестого тысячелетия
Шрифт:
При этом они живут несравненно лучше арабов из соседних стран и намного больше защищены в социальной сфере благодаря израильской заботе и либерализму.
Как же они относятся к еврейским соседям, которые 40 лет назад поставили их перед выбором: уходить или оставаться? И кто они, те, кто остался? «Пятая колонна», «попутчики», лояльные граждане или посторонние? Как избежать обоюдной враждебности, насилия и террора? Возможно ли вообще справедливо разделить землю между двумя народами, как делят хлеб? Нужно ли ее делить, если она изначально была нашей? Но ведь и вожди
Тот же вопрос задает арабский писатель-коммунист и многолетний депутат Кнессета Эмиль Хабиби, по книге которого в Хайфском муниципальном театре поставлен спектакль «Опсимист». Это не опечатка, именно через букву «с». Хабиби решил пополнить разделение человечества на «оптимистов» и «пессимистов» еще одной категорией: «опсимист» — гибрид первых двух.
Исполнитель роли «опсимиста» — 33-летний строительный рабочий из Верхней Галилеи Мухаммед Бакри, успевший сняться в трех художественных фильмах, а автор книги — один из ведущих функционеров израильской компартии. Он явно издевается над своим героем, высмеивает его.
Вне сцены Мухаммед Бакри не скрывает своих радикальных взглядов. Своим политическим вождем он считает Ясера Арафата и вместе с ним готов бороться за создание палестинского государства в Иудее и Самарии. Каким путем? Без «калашникова», «с помощью театра и кино». В одном из интервью он сказал, что «ни разу не чувствовал себя израильтянином. Я — палестинец, живущий в Израиле».
Параллели между монологами «опсимистов» на сцене и в жизни становятся особенно очевидными, когда знакомишься с Салахом Бакри, отцом Мухаммеда, бывшим коммунистом, а ныне — одним из местных секретарей Гистадрута. У старшего Бакри свои взгляды на жизнь. В частности, он против того, что «понавезли сюда евреев из России, Венгрии, Румынии и всем раздали землю. А мы, которые тут родились, чем хуже? Это разве не наша земля?»
Коммунист Хабиби сильно сомневается в возможности длительного еврейско-арабского сосуществования. Сомневается в ней и арабская аудитория, которая видит подлинного героя в сыне «опсимиста», сменившем метлу на автомат.
Более того, сомневается в возможности сосуществования и часть евреев.
В фильме «Улыбка ягненка», снятом по одноименному роману молодого и популярного в Израиле прозаика Давида Гроссмана, три главных героя. Военному коменданту, полковнику Кацману, выступавшему в прошлом за «просвещенную власть», и его другу, военврачу Ури, прекраснодушному очкарику, противопоставлен полубезумный старик араб Хильми, живущий в пещере, пробавляющийся милостыней, но воспитавший сына-террориста.
Вряд ли кто-нибудь станет спорить, что своим опытом подлинно демократического государства Израиль подает хороший пример всему Ближнему Востоку. И тем не менее из опроса, проведенного иерусалимским институтом имени Ван-Лира, следует, что более половины израильской молодежи отрицательно относится к равноправию арабского меньшинства.
Американский журналист Роджер Розенблатт в конце 1984 года выпустил книгу «Дети войны». Сотрудник журнала «Тайм» и отец троих детей, Розенблатт решил совершить поездку по четырем «горячим точкам» планеты: Северной Ирландии,
У 12-летней Хадар Минстер из Нагарии временно парализовало речь, после того как в 1979 году террористы ворвались в соседний дом и убили двух ее подруг. Она перестала ходить в школу, выходить из дому и находилась под наблюдением детского психолога. Хадар написала стихотворение, в котором спрашивает: «Если есть Бог, а многие уверяют, что Он есть, то почему убивают маленьких детей?»
На этот вопрос еще никто не нашел ответа.
Оправившись от потрясения, Хадар Минстер стала главным организатором съезда еврейских и арабских детей, проходившего под придуманным ею девизом «Сблизить сердцу».
А 10-летний киббуцник Нимрод так описал свое отношение к израильской бомбежке базы террористов в Ливане в ответ на их вылазку в Нагарии: «Когда мы в первый раз услышали, что наши летят отомстить террористам, я вместе с другими детьми прыгал от радости. А потом подумал: что хорошего в этой мести?»
Дафна из Кирьят-Шмона исходит из собственного опыта жизни под обстрелом: «Иногда, — говорит она, — я ненавижу всех арабов». А ее друг добавляет: «Я должен их ненавидеть, чтобы сохранить собственное „я“».
Этими четырьмя суждениями представлены еврейские дети Израиля. А вот взгляд арабских детей. 15-летний Ахмед по поводу взрыва заминированной террористами автомашины: «Нет никакой связи между Богом и людьми, которые это делают. Бог делает свою работу, а человек — свою».
12-летняя ливанская девочка, раненная шрапнелью: «Не все израильтяне плохие… Все люди хорошие». Самыми воинственными собеседниками Розенблатта оказались арабские дети, живущие на контролируемых Израилем территориях.
Некий «палестинский полковник» сказал американскому журналисту, что эти дети «так молоды, но у них уже есть гордость». В качестве подтверждения «полковник» подозвал своего 4-летнего сына и устроил ему экзамен на политическую зрелость:
«Кто такой Садат?»
«Предатель. Он продал Палестину Израилю».
«Что такое Израиль?»
«Это наша страна. По-настоящему она называется Палестиной».
И последний голос 16-летней Ваффы из Рамаллы, отец которой сидел в израильской тюрьме за диверсию в то время, когда она беседовала с мистером Розенблаттом. В любом израильтянине, сказала эта девушка, она видит «врага, только врага. Чем больше израильтян умрет, тем больше арабов займет их место. И в конце концов вся страна будет в наших руках».
В рядах палестинских террористов немало детей, иногда даже не доросших до автоматов и гранатометов. Израильтяне столкнулись с этими детьми во время ливанской кампании и не знали, что с ними делать: убивать? брать в плен? отпускать домой? К сожалению, Розенблатту не довелось побеседовать с малолетними солдатами ООП.
Девиз, придуманный Хадар Минстер, запомнился какому-то сотруднику Министерства образования, и он предложил своему начальству организовать регулярные встречи между еврейскими и арабскими детьми, чтобы «сблизить сердца». Несколько встреч было организовано летом 1985 года, после чего за дело взялись газеты.