Репродуктор
Шрифт:
Извините за беспокойство, и удачи Вам в делах!
С уважением, Алина Галеева».
Перечитав текст, она не нашла что добавить. Теперь надо бросить письмо в спецящик. Аля подошла к окну и отдернула занавеску: стал виден двор, посреди которого дети копошились в мокрых руинах песочницы. Две скамейки, лишившиеся большей части ребер, сиротливо жались к земле. Из-за гаража выглядывала кошка. Спецящик висел на заборе бывшего детсада — аккуратный и абсолютно целый. До него от подъезда всего шагов шестьдесят. Накинув куртку, Аля направилась к двери: нужно побыстрее добыть у соседей конверт и прямо сейчас, несмотря на туман в голове,
Герман
Герману случалось бывать в подвале всего пару раз, и никогда — без освещения. Сколько ни пытался, он так и не смог найти выключатель, пришлось идти на ощупь, держась за холодные металлические перила и отыскивая ногой каждую новую ступеньку. Лестница оказалась узкой и очень запущенной, ступеней был явный некомплект, а те, что еще остались, как-то неприятно похрустывали. Наконец нога резко ударилась о вертикальную преграду, Герман чуть не вскрикнул от боли в пальцах.
Он несколько раз несильно пнул дверь, как бы спрашивая разрешения войти. Не получив ответа, налег на нее всем телом. Железо рявкнуло и провалилось внутрь, да так стремительно, что Герман едва не полетел кубарем.
Раньше в подвале было бомбоубежище для сотрудников радиоузла. Здесь даже стоял комплект оборудования, позволявшего передавать сигнал через городскую систему оповещения. Огромный бункер имел несколько спальных помещений, склад провизии, медпункт, несколько санузлов и кухню, где печь и нагреватель воды работали от дизельного электрогенератора. После войны, правда, подземная «сокровищница» подверглась разграблению. Дизель вывезли, разломав всю техкомнату, исчезло вещательное оборудование и даже металлические койки были разобраны и сданы в управление делами Старостата. Герман не знал, когда здесь поселился медведь, но, скорее всего, это произошло как раз после превращения спецобъекта в унылые руины.
Сейчас, оглядывая медвежью берлогу, Герман убедился, что к бомбоубежищу помещение не имеет уже никакого отношения. Большая часть зала была брошена, забыта и не освещалась. Марф оставил себе только угол старой кухни, в котором стояла (или, скорее, лежала) его кровать, похожая на ворох подгнившего тряпья, высились столик, нагруженный какими-то склянками, и плита, надо полагать, запитанная от электросети «Позывного».
Сам хозяин стоял как раз у плиты и, очевидно, собирался что-то готовить. При появлении Германа обернулся и внимательно уставился на гостя. Медведь казался удивленным, но не столько возникновением именно этого человека, а вообще наличием жизни за пределами его подвала.
— Добрый вечер, Марф, — поздоровался Герман, — извините, что вламываюсь. Я хотел поговорить с вами.
Хозяин не сделал приглашающих жестов, он по-прежнему выжидающе смотрел и не двигался. Тогда Герман сам шагнул вперед, закрывая за собой входной люк. На несколько секунд его одолела какая-то подростковая нерешительность, открывать рот было стыдно и необходимо одновременно.
— Мой вопрос может показаться странным, но для меня очень важно, чтобы вы на него ответили, — произнес он наконец и уставился на морду Марфа с медвежьей же пристальностью. — Скажите, Марф, зачем вы на них работаете?
Медведь все молчал.
— Они истребляли вас десятилетиями, — продолжил Герман, — вы сами были свидетелем…
— Истребляли, — неожиданно подтвердил Марф, и Герману опять показалось,
— Очень надеюсь, что нет.
Медведь отвернулся и протопал к высокому столику. Взял бутылку с какой-то розовой жидкостью, смешно запрокинул голову и вылил половину содержимого себе в пасть — с громким бульканьем.
— Зря надеетесь, — заявил он, облизываясь, — просто мы не успели первыми.
— Да перестаньте, — поморщился Герман, — это же нелепица какая-то, вы лучше всех должны знать, что происходит.
— Месиво, — сказал медведь.
— Что месиво?
— Месиво происходит, — пояснил Марф, — патриотическое. У вас с этим проблемы?
— Да, я хочу уйти.
Медведь чуть склонил голову набок. Видимо, удивился.
— Куда уйти?
— Да куда угодно, — Герман неопределенно махнул рукой в сторону, — в Китай или на Запад… Я собираюсь переключить вещание, — неожиданно признался он и почувствовал, как все вокруг качнулось от этого признания, в ушах зашумела кровь, сердце запрыгало в разные стороны, — мы сможем обратиться к жителям…
— Три раза в неделю, — прервал его Марф, — у меня регулярный контакт с жителями. Я и так обращаюсь.
— Марф, вы ведь знаете тропу через Поля, — взмолился Герман, — можно было бы вместе потом…
Медведь включил конфорку и подвинул на нее лапой какую-то пузатую продолговатую посудину, похожую на утятницу.
— Герман Александрович, по-моему, вы идиот, — просто сказал он, — в плохом смысле.
Герман судорожно сглотнул. Он не сразу понял смысл прозвучавших слов, а поняв, еще некоторое время удивленно пялился на хозяина подвала. Ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать: Марф над ним издевается. Эта огромная бурая туша в самом деле скалилась в беззвучном смехе. Пошел ты в жопу, ублюдок, с неожиданной злостью подумал Герман. Продолжай рассказывать им о предателях, им это нравится.
— То есть ваше занятие не кажется вам чудовищным и диким? — зачем-то уточнил он.
— Ничего чудовищного, зря себя мучаете. Это такая же работа, как другая.
— Это работа?! — выкрикнул Герман. Руки сжались в кулаки, и он чувствовал, как ногти впиваются в кожу. — Да больший позор сложно и представить! Лгать и корчить умильные рожи, вот как оно все весело и хорошо! Физиотерапевты в концлагере!
Медведь реплику проигнорировал. Он открыл кухонный шкафчик, достал пакет каких-то сухофруктов или сухоягод, затем взял заварник и, похоже, собрался готовить чай.
Герману захотелось с размаху хлопнуть дверью. А еще лучше — запустить в зеленые глаза-пуговицы чем-нибудь тяжелым.
— Удачи вам, Марф, — бросил он, пиная входной люк. — Надеюсь, вы их все-таки однажды съедите.
Герман вышел, мощно саданув дверью. Марф наморщил нос. Он высыпал треть ягод из пакета в заварник, понюхал воздух над ним и, удовлетворенно ухая, добавил щепотку черного чайного листа. Чай — дорогущий товар, в последнее время почти исчезнувший. Его если и можно достать, так только через запасливых бурых: они еще кое-где держат старые склады, списанные официальной властью. Чтобы пить чай, а не труху из ярких пакетиков, которыми завалены магазины, надо знать места. И Марф их знает. Марф много чего знает, много чего помнит. И этого мальчика Германа, готовившего курсовую по национальной асимметрии, и восторженные отзывы о ней Министерства Адаптации — тоже.