Решающее лето
Шрифт:
Она потерла усталые глаза.
— Видите, какая я, — продолжала она. — Разве это не ужасно? Я злюсь, что оказалась неправа. Я не великодушна: не хочу доставить ему удовольствие упрекать меня.
— Не приписывайте себе пороков, которых у вас нет, — успокоил ее я. — Просто вы знаете, что теперь будет еще труднее, поскольку он вам не верит, и это очень обидно.
— Пожалуй, — ответила она со слабой улыбкой, — вы так разумно все объясняете. Спасибо. — Она молчала несколько минут — Ваша поездка в Америку была удачной?
— И да и нет.
— Вы мне потом все
— Вы очень устали?
— Да, порядком, — согласилась она. Открыв глаза, она посмотрела на меня. — Устала.
— В таком случае я пойду.
Она поднялась, держась как-то неуверенно, но тут же взяла себя в руки.
— Вы выходите замуж за Эйрли, не так ли? — спросил я. Вопрос вырвался у меня совершенно непроизвольно, прежде чем я сообразил, что делаю.
Она уставилась на меня таким взглядом, каким смотрит учительница на непослушного и надоевшего ей своими проделками ученика.
— Нет, — сказала она. — Откуда вы это взяли? Откуда?
Меня охватило такое неистовое чувство радости и облегчения, что я потерял способность соображать и не сразу ответил на ее вопрос.
— Откуда? — снова повторила она.
— Мне сказали, он женится на своей помощнице.
— Он действительно женится, это так. Но не на своей помощнице, поверьте мне. — Она произнесла все это резко, словно охваченная чувством ревности. — Да, женится на девушке, с которой едва знаком, знает ее всего две недели. Она мне не нравится, и я ужасно зла на него. — Она попыталась засмеяться.
Обняв, я поцеловал ее в губы. Она стояла неподвижно, уронив руки вдоль тела.
— Элен, — промолвил я.
Она положила мне руки на плечи и отстранила меня.
— Не надо, прошу вас. Я слишком устала. Я ни о чем сейчас не могу думать. Мы скоро снова увидимся.
Она вышла из комнаты и придержала за собой дверь, словно приглашая меня следовать за нею. Она вся дрожала.
— Мы скоро увидимся, — повторила она, взявшись за дверную задвижку. — Спасибо вам за помощь. Голос ее звучал глухо. В глазах был испуг, они неестественно блестели.
— Спасибо, — справившись с собой, сухо сказала она и выпроводила меня за дверь.
— Я позвоню вам, — поторопился сказать я.
Когда я уже спускался по лестнице, она вдруг крикнула мне вдогонку:
— Я ни о чем не могу думать сейчас, Клод. Честное слово, не могу. — Она улыбнулась мне, хотела сделать какое-то движение рукой, но удержалась, повернулась и закрыла за собой дверь.
Я позвонил ей утром следующего дня.
— Отцу стало лучше, — сказала она бодрым голосом, — врач больше не опасается за него. Мы пригласили нашего старого врача, хотя Ричардсон мне больше нравится. Я пойду на работу только в понедельник, и то, если отца можно будет оставить на попечение миссис Паркс.
— А кто такая миссис Паркс?
— У нас, слава богу, есть теперь приходящая прислуга. Я думала, вы знаете. Я совсем забыла, что вы уезжали и не знаете наших последних новостей.
— Когда я увижу вас?
Она ответила не сразу.
— О, наверное, на той неделе. Я позвоню вам, хорошо?
В этот вечер я написал ей письмо:
Закончив письмо, я перечитал его, пытаясь поставить себя на ее место и воспринимать все так, как восприняла бы она. Все написанное показалось мне лишенным смысла и неискренним. Я разорвал письмо и написал новое, лаконичное и простое. Но тут же понял, что оно покажется ей сухим и почти оскорбительным. Я вынул из корзинки клочки первого письма, разгладил их и старательно переписал. Теперь это аккуратно переписанное письмо действительно изобличало меня в фальши. В отчаянии я начал зачеркивать и менять какие-то слова, заново переписал вторую страницу и поспешил бросить письмо в почтовый ящик.
Ответ пришел очень скоро. Прочитав первые несколько слов, я уже знал, что меня ждет.
Для того, кто любит, одно только обращение может означать все или ничего, надежду или отчаяние. Пропасть отделяет обращение «Дорогой такой-то» от полного глубокого смысла «Мой дорогой…». В нем звучит невысказанное стыдливое признание. Помню, как юношей я писал девушке. Свои первые письма я начинал, как и все, с неизменного «Дорогая (допустим) Энн», а потом стал обращаться к ней «Моя дорогая Энн» или «Энн, дорогая». Что ж, в этом есть своя закономерность. Прилагательное после имени звучит куда теплее, чем почти официальное «Дорогой такой-то». Разумеется, это все условности, и тем не менее это так.
Письмо Элен начиналось словами «Дорогой Клод». Надежда ушла, как уходит по капле жизнь из коченеющего тела. Элен писала: «Слишком поздно. Возможно, раньше это было бы хорошо, но не теперь. Мне очень жаль. Мне так неприятно говорить Вам „нет“, но иного ответа я дать не могу. Поверьте, я искренне огорчена. Нам не следует встречаться какое-то время. Мне это будет тяжело».
Она, не скупясь, как школьница, расставляла запятые, разделяя ими слова в самых неожиданных местах. Это придавало ее письму какой-то продуманный и зловещий характер, делало его невыносимо серьезным. В конце стояло: «С любовью, Элен».
Первыми чувствами были отчаяние и стыд, а затем, буквально через несколько секунд, неожиданная вспышка надежды. Нет, это не конец. В этом письме где-то кроется разгадка, ключ к тому, что она хотела сказать на самом деле; я должен прочесть это между строк. Весь день я только и делал, что перечитывал письмо, но то, что было написано между строк, так и осталось тайной. Слабым утешением могли служить лишь слова: «С любовью, Элен». Ведь не могла же она написать их просто так? Мне даже казалось, что выглядят они совсем иначе, чем все письмо, каждая буква выведена так четко и аккуратно.