Решающее лето

Джонсон Хенсфорд Памела

Я услышал шум поднимающегося лифта и, опасаясь встречи с Чармиан, спустился по лестнице пешком.

Я сказал миссис Шолто, что Чармиан слишком долго пыталась наладить свою жизнь с Эваном, чтобы продолжать еще верить в такую возможность. Но, очевидно, она решила попробовать еще раз. Поверив в неожиданную перемену к лучшему, которая произошла с Эваном и миссис Шолто, она возобновила свои отношения с мужем.

Как только семейные дела Чармиан относительно наладились, — надолго или нет, — снова стал думать об Элен. То обстоятельство, что

я оказался способным на решительные действия, необычайно вдохновило меня и придало энергии. Впервые после смерти Кессилиса меня стали тяготить моя апатия и пассивность. Я слишком долго довольствовался ролью созерцателя и теперь словно проснулся внезапно, но проснулся бодрый, отдохнувший, с ясной голевой и жадным желанием за несколько часов переделать все то, что накопилось за долгие месяцы бездействия. А удача, неожиданно постигшая меня, еще больше окрыляла.

Как-то, идя по Бонд-стрит, я заглянул в одну из букинистических и антикварных лавчонок, в надежде найти какой-нибудь из ранних романов Форда Мэдокса Форда. Роясь на пыльных полках, я заметил в углу свернутые в трубку рисунки и почти машинально стал разглядывать их.

— Купил по случаю, вместе со старой мебелью, — пояснил мне Мордри, владелец лавки. Это был очень старый и очень толстый человек, который мог быть то необычайно проницательным и умным, то по-стариковски упрямым. Он мог содрать с меня баснословную цену за небольшой дряхлый книжный шкафчик, но зато почти даром отдать редкое издание.

— Мне эти рисунки ни к чему, хотя девчонка в шляпке мне нравится. Это не Биркет или как его там? За него всегда можно взять хорошую цену.

Нет, это был не Биркет. Это была одна из тех старательно выписанных акварелей, которые в 60-х годах прошлого столетия тысячами производили хорошо подготовленные, но бесталанные девицы. Все остальные рисунки были столь же плохи, за исключением одного: великолепного Этти, чьи сочные нежно-розовые краски не смог приглушить даже толстый слой пыли и грязи.

— Вам нравится эта мазня? — Мордри заглянул через мое плечо. — Малютка немного толстовата, вы не находите? Мы бы с ней были неплохая пара, а?

— Сколько вы хотите за нее?

— А сколько вам не жаль?

— Назовите цену сами, — сказал я.

Мордри старался по моему лицу угадать, насколько меня заинтересовала картина, хотя считал, по-видимому, мой интерес чисто эротическим.

— Два фунта?

Я уплатил. Он завернул Этти в кусок старой газеты.

— Небось давно мечтали о такой толстушке, — заметил он и подмигнул. — Эх-хе-хе.

Я был уже в дверях, когда меня кольнула совесть. Я вернулся и дал ему еще два фунта.

Мордри заволновался.

— Эй, послушайте! Я, видимо, прошляпил? Это кто, Леонардо да Винши?

— Ну нет. Однако вещица неплохая.

— Даю пять фунтов и беру ее обратно, — тут же предложил он.

Я отказался, и ему пришлось отступить.

— О’кей! Сделка есть сделка. И все же вам не следовало мне переплачивать. Я вам этого

не забуду. Вы ведь не новичок у нас в Челси? Не из дельцов, надеюсь? Что-то не похоже.

— Нет, я не делец.

— Покупаете только потому, что вам это нравится?

— А вам-то что за дело?

— Понятно. Ну что же, я сам виноват. Но если в газетах сообщат, что это Леонардо да Винши…

— Не бойтесь, не сообщат.

Он улыбнулся и шутливо расшаркался.

Я тут же отправился к Крендаллу похвастаться — пусть знает, что и я на что-то способен. Он пришел в восторг и немедленно отобрал у меня картину, чтобы отдать ее реставратору.

Сегодня вечером, твердо решил я, обязательно напишу Элен и попрошу ее встретиться.

Но дальнейшие события дня помешали мне сделать это. Я поужинал, как обычно, в соседнем ресторанчике, и едва переступил порог своей квартиры, как пришла Чармиан.

— Вот почитай, — сказала сна, положив на стол квадратный листок бумаги. Она с размаху бросилась в кресло, закурила сигарету и не спускала с меня глаз, пока я читал.

Это было анонимное письмо, составленное человеком, начитавшимся детективных романов, а посему прибегнувшим к излишним для данного случая предосторожностям. Слова были вырезаны из газет, щедро намазаны конторским клеем и не очень аккуратно налеплены на лист коричневой оберточной бумаги. На изгибах листок склеился, и некоторые слова с трудом можно было разобрать. Однако я все же прочел. Послание гласило:

«Вы, по-моему, очень хорошая женщина, и я хочу сказать — следите за ним. Он может попасть в беду. Пишет друг, который знает то, чего вы не знаете».

— Наверно, ему понадобилось несколько часов, чтобы состряпать это, — медленно сказала Чармиан. Мы посмотрели друг на друга.

— Почему ты думаешь, что это «он», а не «она»?

Обычно этим занимаются женщины.

— Нет, я уверена, что он, — ответила Чармиан. — Я получила это с дневной почтой и не перестаю строить догадки. Письмо послал кто-то, принимающий все всерьез.

— Что ты хочешь сказать?

— А то, что он искренне хочет мне помочь.

— У тебя есть предположения?

— Да. Я тут немного поразмыслила, прибегнув, как Шерлок Холмс, к методу дедукции, и, знаешь, не без успеха, — гордо сказала Чармиан. — Я могу, конечно, ошибаться, но мне кажется, что я на правильном пути. — Она прищурила глаза и посмотрела на кончик сигареты. — Нет, я уверена, что не ошибаюсь. Завтра суббота. Ты сможешь со мной поехать…

— Что? Опять! Зачем?

— Это сделал Морис.

— Кто?

— Вот послушай. — Чармиан поманила меня к себе и рукой указала на стул. — Садись. Я расскажу тебе, как я пришла к такому заключению. — И она невесело улыбнулась. Очевидно, письмо расстроило ее больше, чем она хотела это показать.

Я послушно сел.

— Во-первых, — она загнула палец, — его написал кто-то очень юный и неопытный. Все говорит об увлечении детективщиной. Ты согласен?