Реши это
Шрифт:
И, честно говоря, мне показалось, что он закончил. Он смирился со всем, с тем, как все произошло, и то, что я злился из-за него, не давало мне права заставлять его чувствовать то же самое. Он так долго был потерян и наконец встретился со своими демонами. Он продолжит посещать своего психотерапевта, и они вытравят из него остатки гнева или обиды, которые он держит в себе. К тому же он не ошибся в моей матери. Ее любовь может помочь кому угодно стать целым. А я, с другой стороны, какого черта? Любить его? Он путал наше перемирие с чем-то
****
Я думал, что буду дремать столько, сколько потребуется, чтобы добраться от аэропорта до Нью-Фокс-роуд в Ирвайне, но тут раздался тихий горловой голос, и я открыл глаза, чтобы обнаружить, что Флинт Барроуз на сиденье передо мной повернулся и смотрит на меня.
– Хей, – поприветствовал он меня, и в его голосе я отчетливо услышал Западный Техас.
– Флинт.
Он поморщился, и я приготовился к тому, что он скажет.
– Ты считаешь, что там, куда мы едем, безопасно, да?
Я прищурился.
– То есть я белый, но Си - черный, и его жена белая, а Мёрса усыновили из Кореи, поэтому он выглядит не так, как можно было бы ожидать по его имени... Но мне просто интересно, думаешь ли ты, что мы в безопасности.
– Думаю, да, – успокоил я его. – Но если что-то будет не так, я не позволю никому из вас там оставаться, и на всякий случай у меня к лодыжке пристегнута «Беретта».
Его брови приподнялись, а глаза стали круглыми.
– Должен сказать, что так я чувствую себя гораздо спокойнее.
Я кивнул, изучая его. Он был красив, если вам нравились растрепанные волосы и жидкая борода. Он носил очки-пенсне, прикрепленные к цепочке, и несколько разных пирсингов в обоих ушах. Его одежда выглядела так, будто он в ней спал; помятость - это мягко сказано. Но пахло от него хорошо, не пачулями, а чистотой, как от мыла, а глаза были прекрасного бледно-нефритово-зеленого оттенка.
– Итак, Флинт, – мягко начал я, наклонившись вперед. – Почему Рико считает, что тебе нужна помощь?
– Что? – у него перехватило дыхание, и голос прозвучал как писк.
– Почему бы тебе не рассказать мне, что с тобой происходит?
– Я... ничего.
Я прищурился на него.
– Не хочу показаться грубым, но из-за того, что у тебя такие темные глаза, становится жутковато, когда ты так смотришь, – сказал он со страдальческим видом. – Я имею в виду... кто-нибудь говорил тебе об этом раньше?
– Нет, – солгал я, выжидая.
– Ладно, возможно, у меня небольшая проблема с азартными играми.
Со всех сторон сразу раздались громкие стоны, кто-то ругался, кто-то смеялся.
Его лицо напряженно сжалось.
– Хей.
Он посмотрел на меня сузившимися глазами.
– Очень даже поправимо.
Его глаза расширились, и он сел прямо.
– Я пытался.
Я медленно усмехнулся.
– Мы никогда не пытались. Я и ты.
– Я не знаю, если...
–
– Что будет?
– Жить в доме Ника.
Он повернулся, чтобы посмотреть на Ника, который взглянул на меня. Слегка кивнув мне, Ник снова посмотрел на Флинта и показал ему большой палец вверх.
Что бы это ни было, он был готов помочь. Это то, что ты делаешь для своих друзей.
****
Я смотрел, как шоссе переходит с восточной трассы I-64 на съезд 96 и 627 на Мемориальную аллею ветеранов. Направления, маршруты - это то, на что я всегда обращал внимание, с тех пор как в детстве мне приходилось помогать маме ориентироваться, когда мы ездили по стране. Я читал карту, это была моя работа, и я всегда знал, где нахожусь. Это было важно для меня.
Когда мы проезжали последний отрезок пути по южному шоссе KY-89, Ник встал и опустился на сиденье рядом со мной.
– Так что там насчет того, что Флинт будет жить у меня дома? – почти хныкал он.
Я улыбнулся ему.
– Ему нужна помощь, и ты как раз в подходящем месте, чтобы помочь ему.
– Да, – согласился он, – но у меня есть новости. Коннер тоже едет.
– Прости?
Он застонал и покачал головой.
– Коннер хочет стать чистым, поэтому он хочет остаться со мной после реабилитации. Что я могу сказать, нет?
Я улыбнулся ему.
– Смотри-ка, ты платишь вперед.
– Дело не во мне, а в тебе, – сказал он, взял мою руку, перевернул ее и переплел свои пальцы с моими. – Ты меня вылечил, и они это видят и хотят, чтобы ты повторил волшебство.
– Это не волшебство; ты действительно работал...
– Трудно, да, я знаю. Ты всегда приписываешь мне все заслуги.
– Потому что они твои, а не мои.
– Ты был катализатором перемен.
Я прищурился на него.
Он фыркнул от смеха, который закончился вздохом.
– Поцелуй меня.
– На глазах у съемочной группы?
– Да, – тихо сказал он, наклоняясь ко мне.
– Не знаю, – поддразнил я его. – Что подумают твои поклонники?
– Что они никогда не видели меня таким счастливым.
Я усмехнулся, наклонился вбок и поцеловал его в шею, взяв его руку в свою.
– Вы говорите очень приятные вещи, мистер Мэдисон.
– Это легко сделать, ты пробуждаешь это во мне, – пробормотал он. – И не отпускай мою руку, хорошо? Мне это нравится больше, чем я когда-либо думал.
Удовлетворение, которое я почувствовал, когда он повернул мое лицо для поцелуя, не было неожиданностью. Я уже несколько дней грелся в его внимании и желании, постоянно напоминая себе, что не должен привыкать к тому, что меня любит Ник Мэдисон. Все закончится, и очень скоро, и я вернусь к своей жизни, а он - к своей. Не было смысла влюбляться в человека, который путает благодарность с любовью. Проблема заключалась в том, что отвлечься от собственного счастья становилось все труднее и труднее.