Республика девяти звёзд
Шрифт:
А Витька, высокомерно задрав курносый нос, заложив руки за спину, один, медленными шагами направился по тропинке, ведущей неизвестно куда. Он шёл молчаливый и скучный, сердито поджав губы.
— Внимание, девочки! Евгений Онегин шагает! — выкрикнула из-за куста Верка Сидоренко и захохотала.
Витька хотел обозвать её дурёхой. Но потом только вздохнул и пошёл дальше.
А тропинка, извиваясь между кустами орешника, огибая старые, кряжистые дубы, поднималась все выше в гору.
Теперь Витька злился не только на Алёшку и товарищей, но
«И чего только я психую? — упрекал он себя. — Ну, не нравлюсь я им — ну и пусть! Вернёмся в лагерь, попрошусь, чтобы перевели меня в седьмой отряд — и всё будет в порядке. Эти самые мушкетёры — ребята что надо! Не хуже наших!»
Но как только он представил себе, что перейдёт в другую комнату, что рядом не будет фантазёра Игоря, неторопливого Альберта и… длинного, костлявого Алёшки — ему стало ещё скучнее.
«Ну и пускай! Привыкну — и там будет хорошо!» — успокаивал он себя.
Но почему-то эти убеждения не действовали.
Кусты кончились, и тропинка вывела Витьку на унылый, обдуваемый ветром пустырь, поросший низкой щетинистой травой.
Витька сделал ещё несколько шагов и замер. Берег почти отвесно обрывался к морю. Далеко внизу шипели и пенились волны. Они рождались где-то среди тихой, безмятежной голубизны лёгкими, чуть заметными морщинками. Потом, приближаясь к береговой крутизне, волны становились всё выше, всё грознее и яростнее. С глухим шумом они били в берег.
А чуть правее, где в море впадала речка Сарынсу, волн совсем не было. Там море улыбалось мелкими, серебристыми бликами.
Витька подошёл к самому обрыву, туда, где над пустотой свесилось какое-то искорёженное ветрами дерево. Часть берега под ним уже обрушилась, и корни, похожие на дерущихся, сплетённых между собой змей, висели в воздухе. Но другие корни глубоко и цепко держались за спёкшуюся глинистую землю, уходили в её глубину и питали дерево. Оно до сих пор зеленело листвой и, как видно, умирать не собиралось. Корни дерева не давали обрушиваться берегу, а берег держал и кормил дерево.
Витька уселся рядом с деревом, спустив ноги в канаву, которую, очевидно, пробили весенние воды, и стал смотреть на волны.
Они поднимались одна за другой, как цепи бойцов, идущих в атаку. Почему-то одни волны были ниже и слабее, другие вздымались выше и особенно яростно штурмовали берега.
«Это, наверное, девятые валы», — подумал Витька, вспомнив, что в какой-то книге он вычитал, что девятые валы — самые сильные.
Но самыми грозными оказались вовсе не девятые валы. Выше других вздымалась то восьмая, то одиннадцатая волна.
«Надо позвать ребят. Пусть тоже посмотрят на атаки моря», — подумал Витька.
И вспомнил, что поссорился с друзьями. И сразу ему опять стало невесело.
Он отвернулся от моря и уставился себе под ноги, на рыжевато-красную глину. Взгляд его бесцельно скользил по большим и маленьким комочкам, по белым камням и каким-то тёмным веточкам. Вдруг на глаза ему попалась серая округлая пластинка с чуть заметными буковками.
«Что
Она лежала на его ладони — тоненькая, сизая металлическая пластинка, на которой можно было рассмотреть буквы «моз» и чуть пониже «мн». На другой стороне угадывались очертания какого-то большеглазого лица и что-то вроде меча или креста.
«Да ведь это же монета! — догадался Витька. — И наверное, очень старая!»
Он потёр находку о трусы, но монета оставалась такой же тусклой и невзрачной.
Запрятав её в карман, Витька стал ворошить ссохшиеся комья глины. Но больше в канавке ничего не было.
Держась за дерево, Витька добрался до самого обрыва. И тут ему снова повезло. Между камнями он заметил глиняный комок необычной формы. Он напоминал лошадь, такую, какую лепят из пластилина ребятишки в детском саду: толстоногую, несуразную, но всё же похожую на живую.
Витька подхватил комочек. Земля под ним дрогнула. Уцепившись за узловатые корни дерева, он отпрыгнул назад и оглянулся. Большой кусок берега рухнул вниз, но шум его падения заглушил повторяющийся гул волн. Теперь земля, переплетённая корнями дерева, мысом выдавалась вперёд, нависая над пустотой.
Отбежав от обрыва, Витька уселся в тени, под кустом, и принялся протирать статуэтку полой рубашки. Сухая глина осыпалась, и фигурка засверкала неяркой желтизной.
Да, это был конь, маленький, размером со спичечный коробок, толстоногий и неуклюжий. Но в то же время в этой фигуре ощущалось застывшее стремительное движение. Оно чувствовалось во вскинутой голове животного, грубоватой, с чуть намеченной гривой и щёлками глаз, в том, как конь припал на задние ноги, словно сопротивляясь невидимой узде, тянущей его вперёд.
Витька достал из кармана монету и положил её на ладонь, рядом со статуэткой. Несколько минут он любовался своими находками.
«Вот! — с каким-то злым торжеством подумал он. — Они орешки собирают да рыбку ловят, а я древности нашёл. Может быть, я целое открытие этим медным коняшкой и монеткой сделал».
Но он ощутил, что радость его какая-то блёклая, тусклая. Конечно, всё было бы совсем другим, если бы рядом шумели друзья, если бы Алёшка издавал свои восторженные вопли и хлопал его по плечу, если бы Игорь изумлённо смотрел на находку, а Альберт задумчиво и неторопливо качал бы своей белобрысой головой.
«Почему они все за Алёшку?» — подумал Витька.
И кто-то незримый словно подсказал ему:
«Потому что Алёшка прав, а ты не прав».
Сердито шмыгнув носом, Витька завернул свои находки в платок, сунул свёрток в карман и медленно побрёл обратно, к лагерю.
34. «Полный вперёд!»
Тётя Тонна, нахмурив брови, широким, порывистым шагом, прохаживалась вдоль пляжа. Она то и дело, защищая ладошкой глаза от солнца, вглядывалась в сверкающую даль бухты. Ребята из седьмого и восьмого отрядов скучали возле лодок.