Ресурс Антихриста
Шрифт:
— Шеф, к нам в купе подсели две корейки, страшненькие правда, но харчей и самогону полные баулы. Мне нужен компаньон.
— Компаньоном не буду, а посидеть зайду, — ответил детектив, прекрасно понимая, что имеет в виду Аркаша.
— Жаль, придется подключать Грифа, но он такая сволочь, может все запороть. А тут, восток — дело тонкое, надо осторожно…
Через четверть часа, заглянув в купе к своим землякам, Верховцев убедился, что те даром времени не теряли. На столике уже стояла бутылка с мутненькой жидкостью (по всем признакам классический самогон), а вокруг нее была разложена обстоятельная закусь в виде сытной домашней снеди. К пиршеству пока не приступали; натюрморт, вызывавший обильное слюноотделение, словно магнитом притягивал голодные взоры Аркаши и Грифа
А разгул, тем временем, набирал обороты, правда, о том, что это будет разгул, знали еще не все его участники. Первую пол-литру скушали поразительно быстро. Мужики сделали вид, что, за второй бутылкой они сойдут на следующей станции, а так как поезд стоит только пару минут, то вовсе немудрено и отстать. Аркаша чуть не прослезился от столь ужасной перспективы, заметив, что эдак можно нечаянно потерять любимую женщину. При этом одарил таким многообещающим жалостным взглядом каждую из подружек, что те невольно призадумались, — кого же из них он имел в виду. Безадресное завуалированное признание, впрочем, сработало — красавицы (а музыкантш к этому моменту уже сумели в этом убедить), не желая рисковать такими ухажерами, достали еще бутылек с аналогичной жидкостью, а заодно, с мудрой подсказки Грифа, и еще один, чтоб потом не лазить еще раз.
Мутненькая, под шуточки-прибауточки лихих кавалеров, шла на удивление легко. Аркаша налегал исключительно на курочку, Гриф предпочитал сальце и яйца вкрутую, которые заглатывал в таком количестве, что Верховцев начал опасаться за его желудок. Под воздействием выпитого, дамы заметно повеселели, а желтоватый оттенок их преобразился в оранжеватый, приближенный к цвету зрелого мандарина. Они хохотали над байками и анекдотами, которыми попеременно сыпали то Гриф, то Аркаша, записывали на салфетках свои адреса, куда их новые знакомые поклялись приехать сразу же после съезда то ли финансистов, то ли монархистов, чего Олег так и не расслышал.
В разгар застолья дверь купе открылась; какой-то угрюмого вида субъект, молча положил на сиденье рядом с Грифом толстую кипу фотографий и, снова закрыв дверь, исчез. Юрий Юрьевич выложил снимки на общее обозрение. Ничего неожиданного они не содержали — обычное порно, причем весьма посредственного качества. Кореянки, зыркнув щелочками глаз на это непотребство, брезгливо сморщили свои широкие носики. Гриф, к некоторому удивлению Верховцева, тут же сгреб халтуру в кучу и небрежно выбросил за дверь с видом строгого блюстителя морали:
— Фу, как это пошло! Я думаю, уважаемая публика разделяет мое мнение?..
В ответ на что обе дамы благосклонно закивали, по-видимому, окончательно уверовав в то, что перед ними находятся джентльмены до кончиков ногтей.
Верховцева, не выспавшегося в прошлую ночь, начало смаривать, и он, поблагодарив подружек за хлеб, соль и алкоголь, удалился к себе в купе с тайной надеждой, что все обойдется без приключений, во всяком случае, серьезных.
Какое-то время он поворочался на полке, полежав с закрытыми глазами, попытался забыться, но это ему не удалось. Мало того, из соседнего
Зрелище, которое он увидел в приоткрытые двери, если не потрясло, то, по крайней мере, было весьма неожиданным. Окно купе было больше чем наполовину задернуто дерматиновой шторкой; в полумраке в одних трусах стояли совершенно пьяные Гриф и Аркаша и пытались музицировать; в руках Аркаши была скрипка, которую он держал как гитару, пытаясь сбацать при этом пару блатных аккордов, Гриф же безбожно истязал инструмент, точного названия которого детектив не знал, но для себя решил, что это гусли. Юрий Юрьевич вдохновенно бил по струнам, по щекам его стекали слезы умиления и капали с подбородка на семейные трусы в горошек.
«Ну, прямо-таки былинный Садко», — подумал Верховцев, подходя поближе. Его, кажется, и не замечали.
Из глубины купе на этот несуразный дуэт не без тревоги взирали их дамы, но прекратить эту какофонию почему-то не решались. Тем временем Гриф, отвратительно гнусавя, затянул какую-то балладу, а Аркаша, не зная слов, продолжал аккомпанировать. Творческое самовыражение двух пьяных обалдуев набирало ширь и полноту, достигало апофеоза, но до полного маразма чего-то не хватало. До шедевра идиотизма не доставало последнего штриха, Верховцев чувствовал это, но не знал какого. И в этот момент Гриф оглушительно и раскатисто, как гром, протяжно, как гудок паровоза, звезданул. Бестия Аркаша, словно предвидел, что аккомпанемент партнера закончится именно таким аккордом и моментально среагировал — поймав Грифа на этом стоне души, он, оставив скрипку, успел поднести к его заднице зажженную зажигалку. Язык пламени на мгновение осветил купе, вырвав из мрака две пары глаз, полных мистического ужаса. Перед ними был легендарный Данко или, на худой конец, Змей Горыныч, правда, пламя било с другого конца, но…
Такого скотства Веховцев вынести уже не смог, — коротким, но очень точным ударом под дых он отправил Грифа в легкий нокаут, другой рукой придержав от падения инструмент.
— Меньше яиц жрать надо было, — сердито бросил Олег, укладывая Грифа отдыхать. — Сдуреть можно, видать, не только от пьянства, но и от избытка калорий.
Аркаша не возражал, он принял стойку «смирно», и по его глазам Верховцев увидел, что тот его вдруг резко зауважал.
«Распусти сразу — потом хлопот не оберешься», — с этой мыслью детектив отправился обратно к себе.
К вечеру, когда поезд наконец дополз до Симферополя, Аркашу с Грифом все еще мучил похмельный синдром. Выглядели они помятыми и не очень удовлетворенными. Верховцев, чувствовавший себя ничуть не лучше после двухсуточного, утомительного броска на юг, выдал болезным скромные командировочные в карбованцах, которых, по прикидкам, вполне хватало на троллейбус до Ялты, и направился к кассам. Но Аркаша с Грифом за ним не последовали; вернувшись, он застал их за тем, что они слезно, с трагическим надрывом в голосе, умоляли водителя подбросить до Ялты двух беженцев «из горячей точки бывшего Союза», однако, более точных координат при этом не называли.
— Квартиры пооставляли, имущество, в общем, все, что нажили, вот вырвались с двумя сумками, весь наш скарб… — вдохновенно скулил Аркаша, давя на жалость водителя.
Тому, видно, надоело вдыхать пары перегара, источаемые двумя небритыми барбосами, и он безразлично махнул рукой.
Вскоре уже ехали. Верховцев любовался красотами, открывавшимися из окна, но, к сожалению, скоро стемнело. Водитель притушил в салоне свет. Народу в троллейбусе было немного, кое-кто уже кемарил. Аркаша с Грифом пристроились где-то сзади и втихаря, возможно, чтоб не видел водитель, потягивали пивко, купленное, видать, на сэкономленные деньги. Верховцев откинулся на спинку сиденья и тоже прикрыл глаза. В его воображении возникло море, великолепное море с водой изумрудного оттенка. Впрочем, и наяву это море было не так уж далеко — до конечного пункта их маршрута оставалось совсем немного.