Ресурс Антихриста
Шрифт:
2
Константин, давний приятель Джексона, встретил их радушно, как встречают дорогих гостей. Это был невысокий подтянутый молодой мужчина, примерно одних лет с Верховцевым. В его манере держаться и двигаться чувствовалась военная выправка, что, впрочем, потом и подтвердилось — хозяин квартиры в недавнем прошлом, как оказалось, был морским офицером. Он показал, куда поставить дорожные вещи, потом ознакомил с квартирой.
Гостям была выделена одна из двух комнат с примыкающей к ней лоджией. Себе он оставил комнату побольше, тоже с лоджией, объяснив, что не любит стеснять себя даже при приезде дорогих гостей. Уютная
Верховцев в предвкушении отдыха стал набирать воду в ванну. Напор был слаб и, пока она лилась тоненькой струйкой, он пошел в туалет. На дверях «кабинета задумчивости» был наклеен плакат с обнаженной красоткой азиатского типа, под которым аккуратным почерком было начертано: «Посмотри направо», что Олег механически и сделал. Там висел другой плакат, и не менее обаятельная девушка с немыслимыми силиконовыми грудями, с сосками размером с хоккейную шайбу настоятельно советовала посмотреть теперь налево. Восседавший на унитазе частный детектив не смог отказать и этой даме. Девушка на левой стене, лежавшая на золотом песке, взирала на Верховцева как бы с укоризной, и с грустью в глазах просила обернуться назад. Верховцев решил быть последовательным до конца и, повернувшись вполоборота, закрутив шею, как гусь, увидел сзади цветастую шторку во всю стену. Он, не задумываясь, одернул ее. Плакатный красноармеец времен гражданской войны, выставив указательный палец прямо на Олега и строго, по-мужски глядя ему прямо в глаза, требовал ответа по существу: «Ты сюда срать пришел или вертеться!»
Хохма была старая и довольно известная, и тем не менее, его это неожиданно повеселило. Когда он со смешком вышел из туалета, компаньоны посмотрели на него настороженно, но проявить любопытство не решились, и Верховцев подумал про себя, что они наверняка знакомы с ситуацией, когда отливаешь и плачешь, но чтоб сходить «по-большому» и смеяться…
Пока собирался полуночный ужин, Верховцев поподробней познакомился с обстановкой квартиры.
Комната Кости выглядела так, что сразу угадывалось — здесь живет холостой мужчина, которого часто навещают женщины, но надолго их не оставляют, максимум до утра, чтобы подать утренний кофе. Предпочтение отдавалось удобству, но не терпелось беспорядка. Сидеть и валяться было удобно везде: на широком диване, на полу, покрытом какой-то диковинной попоной, в мягких бархатных креслах. Из любой точки валяния можно было смотреть телевизор или дотянуться до магнитофона. Одну стену до самого потолка закрывала стенка с антресолями. За ее стеклами виднелась весьма недешевая посуда, сервизы и небольшая, но со вкусом подобранная библиотека. На одной из полок почему-то рядом стояли два цветных портрета — генсек Брежнев во всем своем орденоносном величии и кинозвезда Бриджит Бардо с томной и обворожительной улыбкой.
Обстановка комнаты, которую отвели гостям, была попроще, она походила на маленький спортзальчик, но для жилья была вполне приемлема.
Ужин был незатейлив, но добротен: литр хорошего самогона, который, судя по этикетке на бутылке, назывался «Водка Степная», славное сальце шириной с лоб мыслителя, неправдоподобно крупные помидоры, на срезе которых мерцали кристаллики соли, хрустящие огурчики, дольки сладкого крымского лука, обильно посыпанные зеленью петрушки и еще какой-то травкой. По меркам Грифа ужин был царский, а потому с молодецким аппетитом да под ядреный самогончик с ним расправились почти
Когда все было сметено до последней крошки хлеба, Костя, в целях стимуляции пищеварения, предложил всем совершить променад по ночному «бродвею». Аркаша и Гриф, выдрыхшись в троллейбусе, уговаривать себя не заставили, Верховцев же, сославшись на усталость, вежливо отказался. Костя, по-военному четко, дал им десять минут на сборы и они, прихорошившись перед зеркалом, удалились.
Верховцев полистал журналы, начал было читать местную газету, но веки смыкались сами собой. Принятая ванна и сытная пайка сделали свое и он, запнувшись на половине статьи о ялтинской рыночной мафии, погрузился в глубокий сон.
Его сон прервался так же неожиданно, как и начался — Олег проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Он с неудовольствием разлепил веки и сквозь пелену глаз увидел Аркашу.
— Вставай, шеф! — возбужденно бормотал тот. — Мы тут табун телок пригнали и на твою душу есть: страшненькая, но длинноногонькая, горбатенькая, но ласковая.
И довольный своей остротой, захихикал, как полоумный.
— А я просил? — недовольно зыркнул на него Верховцев. — Гуляйте сами.
— Так табун не дробился, или все, или никто, — простодушно пояснил Аркаша.
Поняв, что поспать ему уже не придется, Олег сочно матюгнулся, набросил одежду и вышел к народу. В прихожей, помимо ночных гуляк, его взору предстали четыре дамы, озиравшиеся по сторонам и одновременно снимавшие кто туфли, кто босоножки. Одной из них на вид было не больше восемнадцати, другой где-то под сорок, а две остальные в возрастной шкале болтались где-то посередине между ними.
«Интересно, какую они для меня уготовили», — поймал себя на мысли Олег, когда дамы проходили в комнату. По первому впечатлению ни одна из них ему не приглянулась.
— Где вы их сняли? — шепотом спросил он Аркашу.
— На «бродвее» настреляли. Там их косяки бродят, местные-залетные, все принца Флоризеля ищут, на худой конец, интуриста, а мы интуристы для них и есть…
— А малолетку зачем приволокли? — продолжал допытываться Верховцев. — Не хватало нам еще ненужных приключений.
— Гриф узнавал, ей двадцать, — успокоил его Аркаша, — москвичка, медсестрой работает.
— Если так, то ладно. А на что вы их зацепили, тариф ведь неподъемный оказаться может. Как бы, Аркаша, чтоб с ними рассчитаться, самому на набережную выйти не пришлось…
Тот хитро прищурился:
— Остынь шеф, усе будет у лучшем виде…
Тоненький визгливый голосок прервал их перешептывание:
— Костя, а это кто, твои родители?
Олег и Аркаша обернулись и увидели, что молодой, подающий надежды медработник внимательно рассматривает портреты Брежнева и красотки Бардо.
Костя был невозмутим и немногословен:
— Ага, папа и мама.
— А мама у тебя красивая, а у папы медалей столько, наверное воевал, да? — продолжала щебетать девица.
— Умничка! — похвалил ее хозяин с каменным выражением лица.
Дамы постарше в комнате не было, две другие восприняли эту информацию вполне спокойно. Верховцев только вздохнул. Раньше он искренне был убежден, что «за нами те, кто лучше нас», но последние пять-шесть лет зародили в его душе на этот счет серьезные сомнения, а юное создание, кажется, развеивало последние иллюзии. «Одно из двух, — подумалось ему с горечью, — либо она имеет отношение к медицине, но не как сотрудник, а как пациент по линии психиатрии, либо она не москвичка, а соседка Агафьи Лыковой по дремучей тайге…»