Ретт Батлер
Шрифт:
У малышки были темные волосы Скарлетт и открытая улыбка отца.
— Папочка говорит, что вы хорошие Батлеры. А кто плохие Батлеры?
— Плохие Батлеры? — Элизабет нахмурилась. — Не знаю никаких плохих Батлеров.
Розмари рассмеялась.
— Твой папочка хочет сказать мне приятное, золотце. Поиграешь со своим кузеном Луи Валентином?
— Конечно, — ответила Бонни, сделав неуклюжий реверанс.
Девочка тут же села рядом с остальными детьми на пол и принялась снимать кубики с крепости, которую те воздвигали.
С
— Пойдем добавим капельку рождественского веселья? Комнату бабушки Фишер превратили в бар.
На креслах Морриса [65] в эркере сидели офицеры-янки. Брат и сестра Батлеры уселись на диван перед уютно потрескивающим камином. В комнату влетел Джейми Фишер.
— Ретт, я был на рынке, когда ты приехал… Счастливого Рождества! И тебе счастливого Рождества, Розмари.
— Джейми, ты здесь здорово потрудился.
65
Кресло Морриса — удобное мягкое кресло с прорезными подлокотниками и регулируемой спинкой, названное по имени английского дизайнера Уильяма Морриса (1834–1896). Обычно имело резьбу в виде змеек на подлокотниках и ножках и сменные, обтянутые тканью или кожей подушки.
— Мы еще планируем открыть кухню, будем предлагать обеды. Столовая в доме гигантских размеров, а в городе, Бог свидетель, полным-полно безработных поваров.
Как странно, думала Розмари, пройдя столько испытаний, Джейми Фишер сохранил удивительную невинность.
А казалось бы, кто потерял больше, чем он?
Джейми предложил:
— Попробуете гоголь-моголь с ромом? Я сам приготовил.
Налив им по полной кружке пенного напитка, Джейми, извинившись, вышел.
В дверях показалась одна из дам-янки.
— Мадам, простите, что беспокою… Ваша пожилая спутница…
— Наша мать. И что такое?
— Вне сомнения, Откровения Иоанна Богослова — весьма благочестивый текст, но… — Женщина вздохнула с мученическим видом.
— Мадам, — перешел Ретт на поучительный тон, — Откровения — книга священная. Многие грешники спаслись благодаря ее текстам.
— Ваша мать…
Розмари понимающе улыбнулась.
— Требует повышенного внимания, знаю. Но хотя взрослым с мамой иногда бывает… трудно, дети видят ее золотое сердце.
Женщина оставила всякие недомолвки:
— Мы, в Коннектикуте, не используем Откровения вместо соски.
Она решительно вышла, и вскоре донесся возглас ее дочери:
— Мамочка, мне же было интересно!
Ретт покачал головой.
— Бедная наша матушка.
— Она счастлива, Ретт. Может, в жизни есть и иные вещи, кроме счастья, но в ее возрасте вряд ли стоит желать лучшего.
В камине прогорело и обрушилось бревнышко, взметнулся вихрь искр, вылетевших в каминную трубу.
— Наверное, —
— Никогда не забуду. Сколько мне тогда было — шесть или семь? — Розмари взяла брата за руку, — Ты все еще любишь меня?
— Больше жизни.
Офицеры-янки допили свои бокалы и вышли.
Ретт заговорил серьезнее:
— Мои вашингтонские друзья говорят, что президент Грант больше не намерен терпеть Клан. Розмари, действия Эндрю слишком на виду.
— Мы с Эндрю об этом не говорим, — промолвила она, поставив кружку на стол, — Мы вообще с ним не разговариваем.
— Прошу, предупреди своего мужа. Янки хотят кого-нибудь повесить.
— Эндрю меня не послушает, Ретт. Сомневаюсь, что он вообще слышит мои слова, — сказала она и зябко потерла руки, — Не знаю, что Эндрю вообще теперь слышит.
Из гостиной доносились веселые голоса детей.
— А твоя Скарлетт? Как она поживает?
— Моя жена здорова.
— И…
— Боюсь, продолжить нечем. — Ретт выпил гоголь-моголь, и пена осела у него на усах. На мгновение сильный брат Розмари превратился в клоуна с грустными темными глазами, — Лишь ее я всегда желал, кроме нее никого не хочу и сейчас, — Он отер пену платком, — Странно, как все оборачивается… Я привез деревянную лошадку-качалку для Луи Валентина.
— Он будет счастлив.
Розмари немного помедлила.
— «Хейнз и сын»…
— Обанкротилась. Знаю, — Ретт снова взял ее за руку. Эндрю растратил наследство Джона Хейнза на Клан. Хорошо, что дом на твое имя. Не беспокойся, Розмари, я всегда буду заботиться о тебе, Луи Валентине и матери.
Розмари откинулась на спинку дивана, щеки ее чуть разрумянились от тепла очага. Как же она устала. Хотелось закрыть глаза и уснуть.
— Благодарю за заботу, дорогой брат, но кое-что я должна сделать сама.
Всю ночь шел дождь, ледяной зимний дождь. Заслышав шаги Эндрю у двери, она отставила в сторону корзину со швейными принадлежностями и вышла в прихожую. Эндрю уставился на жену.
— Добрый вечер, дорогой муж, — спокойно сказала Розмари, — Где ты был?
Эндрю закрыл дверь и стряхнул с плеч клеенчатый дождевик. Рубашка совсем промокла.
— Ты не захочешь узнать.
— Нет, муж мой, я хочу узнать, где ты был.
Он чуть наклонил голову, словно узрев некую диковину: танцующую кошку или говорящую собаку.
— Ездил по делам.
— Какие у тебя дела, муж мой? Банк лишил нас права выкупа заложенного имущества фирмы «Хейнз и сын».
Сердито тряхнув головой, Эндрю завел привычную инвективу:
— Ты же знаешь, что законодательное собрание Южной Каролины — змеиная яма пособников, саквояжников и ниггеров. Не они наше правительство!
— Значит, ты наше правительство, муж мой? Творишь под покровом ночи то, чего честные люди не делают при свете дня?
Когда он схватил ее за руку, она охнула.