Ретт Батлер
Шрифт:
— «Пикаюн» можно приобрести в редакции уже в шесть утра.
— Вот как…
— Что-то не так, мсье? — спросил молодой человек.
Николет быстро заморгал. Конечно не так. Этот молодой человек — совсем не его любимый Франсуа.
Нет, все в порядке. Поскольку я намереваюсь часто бывать в отъезде, мне необходим надежный помощник. Надежный! — Николет не удержался, чтобы не поворчать: —на большинство молодых людей нельзя положиться: колобродят, курят сигары и играют в карты!
— Я не играю в карты, мсье.
— У меня не такая
— Мои потребности скромны.
— Торговля хлопком — сложное дело; чтобы разобраться в нем, могут уйти годы.
— Я не беру на себя обязательств, которых не в силах выполнить, мсье. Но обещаю, что приложу все усилия.
Николет развернул газету и уставился в ровные строчки, не читая. Затем положил пончик на газету. Каждое утро он съедал пончик за чтением новостей морских перевозок.
— У Дидро пекут лучшие пончики в городе.
— Oui, monsieur.
Николета постепенно смягчил живой выразительный креольский язык Тэза и его образование, полученное у иезуитов. Как большинство католиков, Николет переоценивал жесткость и действенность подготовки иезуитов.
— А как ваша семья, юный Уотлинг? Она в Новом Орлеане?
— Генеалогическое древо у меня не совсем… ровное, произнес Тэз.
— Понятно.
Николет снял очки, подышал на стекла и протер их носовым платком. Торговля в Новом Орлеане держалась на связях, и ему нужен был молодой человек со связями. У его Франсуа они были. Как раз перед тем, как заболеть, Франсуа получил приглашение вступить в «Комус», престижное общество Марди-Гра. Все любили Франсуа. Буквально все!
— Мсье, если это смущает вас…
Николет лишь отмахнулся. Торговец хлопком знал слишком свежа еще была боль потери, — что собеседование еще с одним молодым человеком, которому так же далеко до его Франсуа, он просто не вынесет.
— Уотлинг, вы не первый незаконнорожденный на моей памяти. Благодаря трудам добрых отцов-иезуитов, — тут Николет вымученно улыбнулся, — я вас найму. Могу положить вам жалованье семь долларов в неделю.
В следующие несколько недель Жюль Николет натаскивал Тэза, как составлять партии хлопка от нескольких креольских плантаторов для отправки ливерпульским комиссионерам. Тэз научился различать длинноволокнистые и коротковолокнистые сорта хлопка, к тому же Николет показал ему, какие уловки предпринимают мошенники, чтобы выдать хлопок низкого качества, плохо очищенный от семян, за высококачественный.
Каждое утро Тэз приходил в контору прежде хозяина и уходил позже его. На складах и пристанях ходил за ним по пятам и задавал так много вопросов, что добродушный торговец даже высказал полушутливое неудовольствие: «Саqui prend zasocie prend maite (нанимая сотрудника, нанимаешь господина)». Уж не слишком ли американец сей молодой человек, невзирая на иезуитское воспитание?
Тэз снимал комнату в пансионе, чьи коридоры пропахли щелоком и вареной капустой.
Написав наконец Красотке,
«Маман, пора было начинать идти своей дорогой в мире».
Красотка ответила сразу же:
Мой милый мальчик!
Как я рада была получить твое письмо! Ведь я очень волновалась за тебя! А теперь радуюсь, что в Новом Орлеане у тебя значительная должность.
«Красная Шапочка» процветает. У саквояжников и офицеров-янки денег хоть отбавляй. Минетта просит, чтобы ты ее не забывал. Тэз, нельзя ли послать ей три фунта ново-орлеанского кофе?
Милый мой мальчик, и как только тебе могло прийти в голову, что Ретт Батлер женится на женщине вроде твоей старушки матери? Ретт всегда любил Скарлетт О'Хара. Даже когда та была еще замужем за Фрэнком Кеннеди!
И теперь я молю Бога, чтобы их брак оказался счастливым.
Тэз скомкал письмо. Как смел Ретт Батлер не любить его мать?!
Жюль Нор — первым в иезуитской школе разъяснивший Тэзу термин «незаконнорожденный», за что поплатился разбитым носом — теперь служил в пароходной компании «Олимпик». Они с Тэзом возобновили знакомство.
Молодые люди как раз были в клубе «Бостон», когда там появилась чета молодоженов Батлер.
Все примолкли, обратив взоры на эту пару.
Для влюбленных остальной мир словно не существовал. Хитросплетение интимных знаков, шутки, понятные лишь им двоим, сверкали во взгляде Ретта. Опущенные веки Скарлетт, изгиб губ — все полнилось скрытым смыслом. Столь прекрасны были эти двое, что даже неверные мужья вспомнили свои ранние чувства, а в памяти последних негодяем воскресла невинная первая любовь.
Невеста его отца была красивее всех когда-либо виденных Тэзом женщин, отчего он ненавидел ее лишь сильнее. За то, что она столь изящна, за то, что она — не Красотка.
Знала ли избранница отца, что у него есть сын? А Ретт Батлер дал ли себе труд упомянуть о своем незаконнорожденном отпрыске?
Тэз следовал за ними повсюду. Он находил всяческие отговорки, чтобы часами торчать в отеле «Сент-Луис» и в клубе «Бостон». Он перестал с должным рвением относиться к работе, намеренно сокращая обмен любезностями, к которому привыкли креолы-плантаторы.
Тэзвелл Уотлинг сам не знал, что он делает и чего намерен добиться. Хотел ли он, чтобы Ретт признал его сыном? Или объяснил, почему не женился на Красотке? Разум Тэза был затуманен яростью и болью.
А Ретт Батлер, проходя мимо, удостаивал его лишь улыбкой, ничем не выделяя из круга знакомых.
Хотя Жюль Николет никогда не имел дел с капитаном Батлером, он ему был известен. Все знали капитана Батлера.
— Батлер — человек серьезный, юноша. Чем вызван ваш интерес к нему, Уотлинг?