Ретт Батлер
Шрифт:
Огромные магнолии росли по углам. Кизил, багряник, кустарниковая черника, лесная яблоня служили фоном цвещим вечнозеленым растениям. Кусты спиреи затеняли дорожки, а разбитый в английском духе розарий, благоухающий бурбонскими розами, окаймляли самшитовые живые изгороди. Изогнутый китайский мостик был переброшен через ручей, по берегам которого цвели камелии, а железная ограда, заплетенная абелией, подводила к небольшому парку с плещущимся фонтаном.
Так было до прихода Шермана.
Парадный въезд почернел там, где Эшли жег вырубленный подрост. Огромная куча, выше лошади Розмари, ждала своей очереди.
На полянке над безводным фонтаном возвышался вставший на дыбы бронзовый конь. Эшли вонзал саблю в землю возле фонтана; не ведая о появлении гостей, он пел: «Масса он сбег, ха-ха». И затем, вонзив саблю в другое место: «А темнокожие здесь, хо-хо». Эшли опустился на четвереньки и покачал саблю: «Должно быть, Рай на земле недалек!»
— Папочка, — воскликнул Бо, — это же дедушкина сабля!
Эшли поднял глаза и улыбнулся.
Привет, Бо. Не слыхал, как вы подъехали. Миссис Раванель, добро пожаловать в Двенадцать Дубов, — Вытерев измазанные красной глиной руки о штаны, он поднялся и сказал, указывая на саблю: — Ищу клапанную коробку. Никогда не думал, что придется стать водопроводчиком.
Заметив, что Розмари разглядывает статую вздыбившегося коня, Эшли пояснил:
Приобрел в Италии много лет назад. Меня убеждали, что она этрусская. — Он скептически скривил бровь.
Бо вытащил саблю из земли и вытер ее пучком сухой травы.
— Бо, сабля замечательно подходит рубить хворост на растопку и искать подземные клапаны.
— Следует перековать мечи ваши на орала? [77] — спросила Розмари.
— Что-то вроде. Можешь попробовать, Бо, вот на тех кустах ежевики. Не прижимай рукоять к запястью. Хорошо.
77
«И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать». Исайя, 2, 4.
Отец поправил саблю в руке сына и показал, как лучше встать.
Бо срезал побег ежевики на уровне человеческого сердца.
— Прекрасно. Мой учитель фехтования одобрил бы.
Миссис Раванель, как хорошо, что вы привезли ко мне сына. Не пройдете ли в дом? Бо, дай я понесу саблю.
Из трубы хижины струился дымок.
— Моисей — лучший христианин, чем я. Моисей не станет работать в День Господень, нет, сэр, — Эшли ловко, словно юноша, взбежал на крыльцо, — Зайдете, миссис Раванель?
Могу предложить вам чай.
— Если станете звать меня Розмари.
— Розмари так Розмари.
Хижина Эшли была сложена из бревен, всего одна комната с каменным очагом. Стекла окон блестели, кровать была аккуратно застелена. На столе — книги по садоводству.
В кувшине на сухой раковине для умывания стояли камыши.
— Typha domingensis, — сказал Эшли, — У нас там, в камышах, гнездятся красноплечие черные трупиалы [78] .
Бо поворошил огонь, взял корзину и отправился за дровами.
78
Красноплечий
— Славный мальчуган, — сказала Розмари.
— К счастью, пошел в мать, — Эшли повесил чайник на кронштейн и повернул его к огню. — Быстро закипит, — И, не меняя тона, добавил: — У Мелани в столе я нашел кое-какие письма. Не знал, что у жены была постоянная корреспондентка. Я верну их вам, если желаете.
— Думаю, тогда… письма Мелани помогли мне не сойти с ума. Мой муж Эндрю… Это было… так дико, — Розмари обхватила себя руками, — Ужасные воспоминания. Нет, не надо мне их возвращать; прошу вас, сожгите эти письма.
Эшли глядел на огонь.
— Я так любил ее. Мелли… теперь всегда со мной, — Он неожиданно улыбнулся. — Знаете, она все это одобряет: что я продал лесопилки и заделался садовником.
— Конечно, ей бы это понравилось!
Бо поставил корзину с дровами возле очага.
— Папа, а можно, я навещу дядюшку Моисея и тетушку Бетси?
— Уверен, они будут рады гостю.
Когда Бо убежал, Эшли пояснил:
— Тетушка Бетси готовит замечательные овсяные печенья.
Зашипел чайник, Эшли налил кипяток в фарфоровый заварочный чайник с изображением голубой ивы над мостиком.
— Обнаружил его наполовину заваленным под садовой скамейкой. Верно, какой-то янки-мародер поставил его там и забыл. Он принадлежал моей матери.
Когда Розмари насыпала заварку, Эшли спросил напрямик:
— Скарлетт не говорила, что я пытался сделать ей предложение?
— Нет, Эшли. Не говорила.
В смехе Эшли смешались облегчение, ирония и радость.
— Я почти убедил себя, что Мелани бы хотелось, чтобы мы поженились. Благодарю Провидение и врожденный здравый смысл Скарлетт, которая высмеяла мои намерения.
Эшли достал из шкафа две разные чашки.
Розмари тихо спросила:
— Зачем вы мне это рассказываете, Эшли?
— Потому что я устал от обмана. Больше я никогда не стану скрывать свои истинные чувства.
К первой неделе марта Уилл Бентин и Большой Сэм закончили вспахивать поля у реки и перешли к тем, что располагались выше. Как большинство сельских жителей, они редко говорили о красоте вокруг, но оба с наслаждением озирали просторы с холмов и Тару, раскинувшуюся у их ног.
Каждый день пополудни Уилл спускался к полям у реки и мял в пальцах землю, проверяя, насколько она прогрелась. Когда полили дожди, работы прекратились и лошадей завели в конюшни. Влажную глинистую почву пахать было бы слишком трудно.
— Будем чинить упряжь, пока не перестанет лить, — сказал Уилл, — И так управимся.
Дождь превратил дорогу на Джонсборо в вязкое месиво, поэтому в воскресенье выбраться в церковь не было ни какой возможности, и Розмари читала псалмы в зале, а Большой Сэм с Дилси сопровождали чтение энергичными баптистскими возгласами «аминь». Дети повторяли молитвы, которые каждый день говорили перед сном, и Скарлетт закрыла глаза, услышав, как Элла просит Господа вернуть папочку домой.