Реванш. Трилогия
Шрифт:
— Пряником будет власть в новых суверенитетах и спокойная жизнь без внеплановых визитов миротворцев. Это они должны запомнить.
— Это подразумевалось, но лучше дать им приманку пожирнее, вроде иллюзий полновластия в своих ханствах. А потом уже заставить платить за эти иллюзии.
— Нам важнее вывезти людей, и чтоб без эксцессов.
— Это будет первым условием, — улыбнулся Трубачев. В этом вопросе он прекрасно понимал Шумилова, полностью был на его стороне. — Я лично заставлю местных ханов и баев выкупать имущество беженцев и оплачивать их переезд.
— Можно на это дело даже кредит дать, —
— Хорошо. Едем к товарищу Бугрову. — Шумилов повернулся к селектору и нажал вызов: — Пожалуйста, приготовьте машину и охрану предупредите. Еду на Рублевку.
Загородный дом Верховного не отличался особой роскошью. Внешней отделкой он уступал многим особнякам новых русских и директоров советских концернов, но зато выигрывал уютом и большой территорией с настоящим сосновым бором. Внешне это был двухэтажный кирпичный дом с мансардой, гаражами во дворе и парой деревянных флигелей в дальнем конце парка.
Внутренняя отделка выполнялась под личным надзором Елены Бугровой и отличалась консервативностью. Никаких жидких обоев, пластиковых плинтусов и прочей синтетики, потолки обычные без аляповатой лепнины, словом, интерьер без дизайнерских извращений и постмодернизма в модном стиле «сумасшедшего инженера». Нормальное жилье преуспевающего человека с устоявшимся вкусом. Светлые стены, беленые потолки, дубовый паркет в комнатах и керамогранит в вестибюле и подсобных помещениях, пейзажи известных художников на стенах гостиной, добротная деревянная мебель из серийных каталогов Белозерской фабрики.
Когда Шумилов и Трубачев вышли из здания Совмина, машина уже ждала их у подъезда. В вестибюле к ним присоединился Аркадий, готовый в любой момент прикрыть шефа и парировать любую возможную опасность. На улице светило солнце, над головой синело безоблачное небо. Но Шумилову сегодня было не до щедрот природы. Быстро сбежав по лестнице, он запрыгнул в машину.
— Добрый день, Миша. Поехали за город к Верховному.
Машин на улицах было много, как раз обеденное время, но Миша, включив мигалку, быстро проскочил через город и вырулил на МКАД. Благодаря милицейской рации и специальной диспетчерской службе водители кремлевского гаража всегда заранее предупреждались о пробках и получали рекомендации по наиболее оптимальным маршрутам движения. Покинув Москву, черный «ЗИЛ» на пятнадцатом километре от МКАД повернул направо. Еще три километра по местной дороге, и впереди выросли ворота бугровской дачи.
Тяжелые бронированные створки ворот плавно уползли в стены, пропуская «ЗИЛ». Водитель приветливо махнул рукой ребятам в камуфляже у ворот. В последние дни Шумилов здесь бывал регулярно, охрана уже привыкла к его визитам и начала немного расхолаживаться.
— Приехали, Павел Николаевич, — водитель остановил машину прямо у крыльца.
Не успел Шумилов выйти из «ЗИЛа», как на него неизвестно откуда налетел шерстяной вихрь. Здоровенный кавказец уперся лапами в плечи гостя и попытался лизнуть в лицо.
— Тихо, морда звериная! — охнул Павел Николаевич, пытаясь отклеиться от дверцы и одновременно отпихнуть от себя
— Фу, Берг! Фу! Сидеть! — сплевывая шерсть, скомандовал Шумилов. — Вот так-то лучше.
— Любит он вас, — улыбнулся Трубачев, предусмотрительно выходя из машины последним.
Телохранитель Шумилова Аркадий попытался было взять Берга за ошейник, но в нерешительности остановился, предупрежденный глухим рычанием. Любимец Верховного прекрасно знал, кому что можно позволить. Если Шумилов был другом хозяина, то все прочие проходили по разряду посторонних, а значит — покушение на свободу собаки с их стороны воспринималось однозначно, и реакция Берга полностью соответствовала статье Уголовного кодекса о необходимой самообороне в той самой части, что касалась незаконного проникновения в жилище.
— Аркадий, ты прекрасно знаешь — он чужих не любит. Зачем дразнишь?
Охранник отступил в сторону, пропуская вперед Шумилова и не сводя при этом глаз с собаки.
— Пошли в дом. Берг, сидеть!
Пес, склонив голову набок и высунув язык, проследил, как люди вошли в дверь, а затем поднялся на все четыре лапы, отряхнулся и потрусил в парк. В такой прекрасный солнечный денек не грех поноситься между деревьями и погонять ворон.
Арсений Бугров, заслышав шум машины, спустился вниз и встречал гостей в холе.
— Проходите, очень рад! Как раз к обеду. Молодцы! — После болезни Верховный выглядел похудевшим, черты лица заострились, но в глазах горел все тот же неукротимый жизнерадостный огонек.
— Добрый день! Как дела?
— Здравствуйте, Арсений Степанович, мы буквально на полчаса, — улыбнулся Трубачев.
— Никаких разговоров. Все за стол! — пробасил Верховный, сжимая ладонь комитетчика. — И не думай отказываться. Мне врачи запрещают режим нарушать.
— Арсений Степанович!
— Никаких! Будь что чрезвычайное, ты по телефону позвонил бы. Совсем без меня разбаловались! — притворно насупил брови Верховный.
— Как самочувствие? — вежливо поинтересовался Шумилов, бросая плащ на вешалку.
— Нормально, через неделю можно будет в Кремль перебираться. Небось вы там без меня совсем зашились. Или наоборот? — с хитроватой улыбкой на лице ответил Бугров. Все понимали, что он лукавит. Несмотря на запреты врачей, Верховный давно уже работал в полную силу. Практически с момента объявления чрезвычайного положения он вернулся к исполнению своих обязанностей. Только работал дома, а не в Кремле. Поэтому поездки, визиты, официальные приемы, совещания легли на плечи Шумилова, безропотно взвалившего вдобавок к своим делам еще и эту обузу. По-другому и быть не могло — заместитель должен, и все тут.
За обедом никаких деловых разговоров не велось. Шумилова, попытавшегося было вспомнить о предстоящем визите президента Болгарии, Трубачев вежливо толкнул ногой в колено. Дескать, всему свое время. Обеденный стол располагался прямо у окна, выходившего в парк. Отсюда открывался прекрасный вид на зимний лес.
— Смотри, как радуется. — Трубачев ткнул вилкой в сторону окна, туда, где между деревьями носился Берг.
— Самое время для прогулок, — согласился Бугров, — я сегодня утром на лыжах десяток километров отмахал.