Реванш
Шрифт:
В монастырь Мерседес тоже дошли слухи о том, что творилось в Энсинаде. И Мерседес пережила страшные минуты, молясь за Рейнальдо Мальдонадо, единственную в своей жизни любовь. И когда он вдруг появился в приемной монастыря живой и невредимый, она бросилась к нему и крепко-крепко обняла его.
– Ты беспокоилась обо мне, моя святая? – ласково спросил Рейнальдо, и в нем с новой силой всколыхнулась надежда.
– Мне все рассказал падре Эустакио. Как это было ужасно!
– Нет, я готов перенести еще столько же, только бы знать, что ты любишь меня! А ведь ты любишь, любишь, моя
При одном только имени ненавистной соперницы Мерседес вскинула голову. Одного ее имени было достаточно, чтобы она почувствовала к Рейнальдо не любовь, а ненависть.
– Нет, я не вернусь к тебе, Рейнальдо, ты должен заслужить меня. И напрасно ты упомянул при мне эту женщину!
Кто, как не Рей, знал это выражение лица Мерседес эту ее гордыню, это исступление?.. И вдруг он почувствовал, что устал, смертельно устал. В душе у него опять шел дождь…
– Ты не любишь, Мерседес, ты наслаждаешься моими терзаниями. Ради твоей любви я делал все возможное и невозможное, но ты то поманишь меня, а потом разобьешь все мои надежды. Так помолись, Мерседес, Господу Богу или святому Франциску, чтобы они простили тебе твою жестокость. Я больше не могу ее выдерживать, больше не могу, не могу…
Да, не было покоя Рею, и поэтому он так обрадовался, когда к нему пришла Брихида, он не знал, куда ее усадить, чем угостить.
– Я так благодарен тебе, мама, ты спасла мне жизнь, – повторял Рей.
– Какой ты смешной, сынок! Я же родила тебя, носила под сердцем. Неужели я могла отдать тебя этой толпе? Неужели могла позволить тебя убить? – слабо улыбаясь, отвечала Брихида.
Она любила своего мальчика, и не обижалась на его прошлые грубости. Оба ее мальчика выросли, стали мужчинами, но что бы они ни делали, как бы ни поступали, они оставались ее детьми и нуждались в ее материнской любви и ласке.
– Вот и ты не обижайся на Хулио Сесара, пройдет время, и он все поймет. Ему сейчас очень тяжело. Ты ведь знаешь, что с Эстефанией?
– Я знаю только, что она ждет ребенка.
– Врачи нашли у нее сердечную недостаточность, а при ее состоянии и особенно при родах это очень, очень опасно, так что, наверное, ей придется лечь в больницу…
– Им наверняка понадобятся деньги…
– Наверняка, сынок, и если бы ты мог помочь…
– Конечно, мама, я рад им помочь. Сейчас мы с тобой заполним чековую книжку. Решай сама, сколько нужно…
Брихиде было приятно, что Рей так охотно откликнулся даже не на ее просьбу, а на один только намек, просто на ситуацию, да, на трудную ситуацию, которая сложилась сейчас у его брата.
Она ушла от старшего сына счастливая и деньги взяла с легким сердцем.
После ее ухода Мерсе пристально посмотрела на Рея.
– И ты отвалил столько денег Хулио Сесару?
– Ты что, не знала, что я добрый? Брат в трудном положении, у него должно быть все необходимое.
– Так я тебе и поверила! Да чтобы ты после всего, что случилось в Энсинаде, помогал Хулио Сесару?!
– Может,
– А ты уверен, что не упрекнешь Хулио Сесара ха эту свою доброту?
– Не уверен, Мерсе… Но пока я буду молчать, а там увидим.
После громкого скандала из-за Каролины Самуэль всячески старался примирить своих женщин. С Мартой у него не получилось. Марта сказала прямо:
– Элисенда кажется мне насквозь фальшивой. Она принесла мне немало зла, и я уверена, принесет зло и тебе тоже. Она уже поселила к нам Каролину, из-за которой все вокруг тоже немало натерпелись. Она пыталась выжить из дома Деяниру, и теперь будет выживать меня. Но я уйду сама, папа! И с твоего позволения поживу какое-то время у Марианы. Она уже согласилась.
Самуэль, хоть и не без грусти, признал, что сейчас, пожалуй, это будет самым разумным.
Хотелось ему смягчить и Элисенду.
– Я поговорил с Мартой, дорогая, и надеюсь, больше подобных сцен не повторится. Но я хочу попросить и тебя: будь к ней снисходительнее. Она перенесла столько тяжелого, нервы у нее напряжены, так что будем прощать ее срывы. Ты же видишь по своим дочерям, молодежь живет куда труднее нас…
– Но это еще не причина, чтобы отыгрываться на мне, – обиженно надув губы, протянула Элисенда.
– Но мы с тобой мудрее их, и поэтому будем к ним снисходительны. Тем более что Марта поживет пока у своей сестры. А не отправиться ли нам в какой-нибудь ресторан, Элисенда? Да нет, не какой-нибудь, а в самый лучший, чтобы ты отдохнула, развлеклась?
– Посмотрела шоу, – Элисенда уже улыбалась. – Твое предложение, мой дорогой, как нельзя более кстати. Сейчас я побегу и переоденусь.
Элисенда сияла, в новом ярко-синем платье, которое она знала – ей очень к лицу, она сидела за столиком и с небрежным любопытством поглядывала по сторонам. И вдруг… Столик их был почти возле оркестра. И вдруг… Вдруг лицо Элисенды изменилось. Господи! Да неужели? Только этого ей не хватало!
Больше она уже не наслаждалась роскошным рестораном, нарядной публикой, музыкой…
Самуэль на несколько минут отлучился, и к Элисенде подошел пианист из оркестра, высокий голубоглазый не слишком молодой и уже изрядно плешивый человек.
– Привет, Элисенда! – весело сказал он. – Вот мы с тобой и встретились. А как наши девочки?
– Тебе никогда не было дела до наших девочек! – зашипела Элисенда. – Нашел время, когда спрашивать о них!
– Похоже, наконец, настало время мне с ними увидеться! – продолжал он. – Как-никак я им отец!
– Мы еще поговорим об этом, Макс! Мне кажется, у нас еще найдется время.
– Конечно, Элисенда! Сейчас у меня очередной номер, и я посвящу его тебе. А после шоу ты познакомишь меня со своим мужем Фернандо Мальдонадо.
– Как? Ты и об этом знаешь?
– Здесь не трудно все выяснить, Элисенда, – Макс широко улыбнулся и сел за пианино.
– У меня так болит голова, дорогой, – пожаловалась Элисенда вернувшемуся Агирре. – Я больше не высижу здесь ни секунды.
– Но ты же мечтала о шоу, – удивился Агирре.