Ревизор: возвращение в СССР 30
Шрифт:
— Как ты сказал, комбинаты школьного питания? — уточнил Бортко и потянулся за чистым листом бумаги.
— Да, Михаил Жанович, — повторил ему всё, а пока говорил, ещё и мысли в развитие появились. — Контроль и охрану на этих комбинатах, как на военных объектах ввести. Строгая отчётность. Обязательный общественный контроль. Чтобы уже оттуда мясо сумками повара не таскали, а то поменяем шило на мыло. На комбинатах пусть, допустим, депутаты этим занимаются, а приёмку на местах и размеры порций должны родительские комитеты контролировать, — Бортко старательно конспектировал
— Это точно, — озадаченно взглянул он на меня.
— Если родителям будет некогда надзором заниматься, можно при родительских комитетах пенсионеров организовать, они с радостью будут питание внуков контролировать. А выявившим факт хищения премия — книга дефицитная.
— Представляю, какие начнутся истерики среди поваров, — хмыкнул Сатчан.
— Не то слово, — кивнул озабоченно Бортко. — И рейд уже в среду… А вообще, Паш, мысль здравая.
— Очень здравая, — поддержал его Сатчан.
— А времени очень мало, — с сожалением констатировал я. — Это предложение ещё надо сформулировать, оформить, а главное, подать на рассмотрение в Моссовет, до того, как выйдет мой фельетон и в парткоме Президиума Верховного Совета увидят результаты рейда и начнут делать оргвыводы. Предложивший эту тему заметно выделится рвением за подрастающее поколение москвичей. И снискает лавры за то, что упредил проблему. Одно дело постфактум что-то предлагать, а другое — заранее угадать.
— Ладно… Тогда я звоню Захарову, — подвинул он к себе телефон, и мы с Сатчаном вышли из его кабинета, чтобы не мешать.
— На тренировку-то пойдём сегодня? — спросил он меня. — Или у телевизора будем дежурить?
— Точно. У Марата же тренировка в половине девятого только заканчивается. Пока все уйдут, пока они с Алексеем Леонидовичем зал закроют… Не увидит он ничего.
— Блин. Я о нём и не подумал, — виновато проговорил Сатчан. — Хотя… Я в заводской комитет комсомола сейчас позвоню, пусть телевизор нам в спортзале организуют к девяти часам.
— Серьёзно? А где они его возьмут?
— Да есть у них всё! — хмыкнул он.
— Ну, тогда нет смысла и тренировку пропускать, — улыбнулся я. — Все вместе и посмотрим. Только скажи им, чтобы антенну получше притащили. И, кстати, что у Марата с очередью на жильё?
— Нормально всё, поставили его уже на очередь. Правда, пришлось пообещать, что он из неё выйдет в ближайшее время и никому дорогу не перейдёт.
— Но ты включил его в списки «Народного дома»?
— Разумеется.
— А тестю что надо сделать? У них тоже вот-вот жилкомиссия собираться будет, они там уже со всеми договорились. А потом им как?
— Письмо будет нужно от МВД…
— Да, им уже сказали. А на какую организацию?
— В наш исполком Пролетарский пусть пишут.
— Понял, — кивнул я. — Передам. Эх, не спросил Бортко про Мещерякова… Нам же в Городню давно надо ехать, середина апреля уже. Не знаешь, как там у него эпопея
— Пока нет никакой информации, — сразу помрачнел он.
Похоже, он сразу несколько монет взял, в отличие от меня. Обидно, конечно…
Не стал его больше задерживать, пусть организовывает коллективный телепросмотр в секции самбо. Он пошёл к себе, а я на выход.
По времени прикинул, что на стрельбы уже не успеваю и решил перенести их на завтра. Догеев же сказал, что в любой день можно. Вернулся домой за сумкой со спортивными вещами. Выезжать на тренировку было ещё рановато. Решил зайти к Загиту, сказать, куда письмо адресовать с просьбой о включении его в «Народный дом».
Москва. Детский дом № 19.
Женьке и в голову не приходило, что ей могут не разрешить усыновление. С её точки зрения, они с мужем были идеальными кандидатами. С отдельной квартирой, с работой и зарплатой, а то что они оба учатся, так это же наоборот плюс… Но слова свёкра запали в душу тяжёлым камнем и сразу после института Женя поехала в детский дом наводить справки.
— Александра Мироновна, — нашла она директрису в комнате у старших мальчишек. — Можно вас?
— Что случилось? — сразу заметила её встревоженное состояние та и вышла с ней в коридор.
— А это правда, что нам с Костей могут не разрешить усыновление? — начиная заранее хлюпать носом спросила Женя.
— А кого вы собрались усыновлять? — удивлённо посмотрела на неё директриса. — А дай, я сама угадаю. Ларочку Сачкову?
— Да, а свёкр сказал, что мы студенты-очники и нам никто не разрешит ребёнка усыновить…
— Ну, нет, дорогая, — обняла её за плечи Александра Мироновна. — Это конечно, может стать препятствием, но если кто-то начнёт к этому цепляться, ну, переведёшься на заочное. Потом восстановишься на дневном, если захочешь.
— Правда? Так просто?
— Нет, конечно. Всё это очень непросто… Но я помогу вам. Смотрю на вас, на тебя, на мужа твоего… Вы оба такая пара хорошая. Вы будете Ларочке прекрасными родителями, тем более она уже тоже про тебя спрашивает…
— Правда?
— Она даже букву «ж» начала выговаривать специально. А то всё спрашивала: «Где феня? Где феня?». А мы понять не можем, чего она ищет! — рассказывала директриса. — Так она уже чётко сказала «Женя» после нескольких попыток. Я теперь хоть поняла, кто ей был нужен, а то мы уже решили, что она ещё с каким-то мальчиком подружилась…
Евгения хохотала, вытирая слёзы, а директриса, улыбаясь, наблюдала за ней.
— Я с удовольствием похлопочу за вас, друзей попрошу помочь, чтобы вас пропустили на комиссии.
— Спасибо вам большое, Александра Мироновна!
Собрался сразу на тренировку и поехал к прорабу Жукову, а от него уже планировал на ЗИЛ.
Прораб встретил меня хмурым взглядом, но руку протянул охотно.
— Евгений Семёнович, я к вам с личной просьбой, — сразу обозначился я. — Нужен ваш совет как специалиста, ну, и помощь по возможности.