Ревизор: возвращение в СССР 32
Шрифт:
— Понимаю, — ответил Исаков, пристально вглядываясь в лицо генерала и пытаясь понять, что это сейчас было? Уж больно похоже на угрозу. — Сделаю всё, что в моих силах, — пообещал он, не отводя взгляда.
— Спасибо вам большое, — поднялся, улыбаясь, генерал и протянул ему руку. Исакову ничего не оставалась, как пожать её на прощанье.
Но едва генерал вышел за дверь, председатель комиссии негромко выругался. Все это ему очень не нравилось…
И как теперь объяснить членам комиссии, — думал он, — почему я неделю назад убеждал их, что Данченко не достоин взять ребёнка, а сегодня,
Москва. УВД Пролетарского района города Москвы.
— Итак, товарищи, сотрудник Загорского музея Мешков вынес вчера штемпели и передал их Погашеву. Мы вышли с вами на финишную прямую, — оглядел начальник ОБХСС подполковник Градов собравшихся сотрудников своего отдела и угрозыска. — Руководством принято решение произвести задержания сегодня же сразу всех подозреваемых. Мешкова в Загорском музее, Каменщикова в морге городской Мытищинской больницы и Погашева во время встречи с майором Барановым. К сожалению, наружка потеряла Погашева в ГУМе, но не считает, что он заметил слежку и стряхнул хвост. Просто не повезло, новые итальянские сапоги выкинули, и сквозь эту толпу, что рванула к кассе, не смогли пробиться вслед за объектом, не вызывая подозрений. Приходится предполагать, что штемпели либо при нём, либо на квартире у Голубевой…
— Хотел бы напомнить, — взял слово майор Баранов, — что лейтенант Миронова давно уже не была в парикмахерской, где работает Голубева. Это может спугнуть Погашева. Он довольно проницательный…
— Что ты хочешь сказать? — спросил его начальник угрозыска подполковник Овсянников. — Что надо сегодня ей снова туда съездить?
— Да, полагаю, что лейтенанту Мироновой надо звонить и записываться сегодня к Голубевой от греха подальше, — ответил Василий. — А то мы в понедельник в последний раз там были.
— Так… Ну, зерно истины в этом есть, конечно, — поддержал его Градов. — Только я не вижу смысла вам обоим сегодня туда ехать. Ты, майор, нам здесь сегодня будешь нужен. Пусть Миронова одна съездит, как будто у тебя какие-то дела до встречи с Погашевым в ресторане появились. Но на саму встречу, пусть пожалуется, что он ее не берет.
— Уверен, что Погашев тоже свою подружку не возьмет, ни к чему ему, чтобы она увидела, какие суммы между нами ходят, — согласился Василий.
— Значит, Миронова, звони, записывайся, как ни в чём ни бывало, — решил Градов. — Поедешь одна и скажешь Голубевой вот это все, что мы тут обсуждали. Что сегодня пролетаешь мимо ресторана.
— Хорошо, Александр Демидович, — кивнула она.
К одиннадцати приехал к антиквару.
— Вы Павел, ко мне уже, как на работу ходите, — радостно приветствовал он меня. — У кого в этот раз юбилей?
— Не юбилей, но тоже очень важная дата, Илья Павлович. Девушке шурина исполняется восемнадцать!
— И кто же у нас эта счастливая барышня?
— Студентка экономфака МГУ!
— О!
—
— Так… Значит, ей понадобится вывезти этот подарок из страны? — сразу стал серьёзным Некредин.
— Ну, я бы не стал исключать такую возможность.
— Так-так… Тогда сразу исключаем антикварные посуду, книги, музыкальные инструменты, часы…
— А что же тогда остаётся?
— Великолепный жостовский поднос конца прошлого века.
Вышел он в соседнюю комнату и вернулся вскоре с подносом, который в традиционной манере был расписан только по краям, а в центре была натуральная картина. Маленькая пастушка с собачкой…
— Чудо какое, — проговорил я, разглядывая. — Я бы и жене такой купил.
— А больше нету, — виноватым тоном ответил Некредин.
— Жаль. А сколько он стоит?
— Пятьдесят пять рублей.
— Пятьдесят пять, значит… А молодому итальянцу на двадцать пять лет, наверное, ничего не подберём? Ему точно надо будет из страны выезжать… Может, что-то просто довоенное?
— Там тоже много нюансов, — возразил Некредин. — Вещи двадцатых годов с революционной символикой тоже может оказаться проблемно вывезти.
— Ну ладно. Подарю ему что попроще, — махнул я рукой. — Зачем людям проблемы создавать?.. А для меня есть что-нибудь?
— Такого, как вы любите, пока нет.
— А что есть?
— Обычные оборотные червонцы.
— Ну, давайте оборотные. Сколько их у вас?
— А сколько вам надо?
— Я бы и двадцать взял, если они в хорошем состоянии.
Раз он играет со мной по-честному и цену не дерёт, то надо вкладывать деньги. Тем более, не сегодня-завтра очередное собрание, ещё один конверт дадут… Не солить же мне эти рубли в банках? Один, вон, уже пострадал из-за своих закруток.
— Один момент, — скрылся антиквар в соседней комнате и вскоре вернулся. — От состояния монеты цена тоже зависит, — посмотрел он на меня многозначительно. — На износ могу хорошую скидку сделать.
Мы рассортировали с ним имеющиеся у него, в настоящий момент, двадцать шесть червонцев по степени износа. Скидку он, и правда, сделал хорошую, хотя совсем уж слепых экземпляров и не предлагал. Забрал у него все монеты и поднос. С трёх тысяч, что я взял с собой, у меня ещё и осталось двести сорок пять рублей.
Москва. Политическое управление МВД СССР.
Генерал Брагин был уверен, что вопрос с усыновлением мальчишки будет решён положительно в ближайшее время. Ему очень хотелось сообщить об этом детям, успокоить их. Он позвонил сыну в Комитет по миру, но ему сказали, что сегодня не его смена. И тогда он позвонил в прокуратуру.
— Здорово, свояк, — приветствовал он прокурора Томилина. — Как дела? Что нового?
— Да вроде всё по-старому… — напряжённым голосом ответил тот.
— Маринка как там, не остыла?
— Не знаю. До сих пор на меня злится.
— Повезло тебе, что я отходчивый, — хохотнул в трубку генерал. — Был я сегодня в комиссии по усыновлению. Сын вчера просил соседям их помочь. Помнишь, на свадьбе у детей артисты выступали, цыгане? Вот, им не дали мальчишку усыновить, который с нашей дружит.