Ревизор: возвращение в СССР 35
Шрифт:
Глава 1
Москва, Лубянка.
Ждать приема у настолько высокопоставленного начальника, к удивлению Третьякова, пришлось совсем недолго. Помощник Дорохов предложил ему попить чаю, но полковник отказался. И принял Вавилов его очень хорошо, сразу же пресек попытку докладывать в официальном стиле, велев присаживаться и предложив именовать друг друга по имени-отчеству, что немало воодушевило Третьякова.
– Как вам на новом месте, Олег Иванович? – спросил его Вавилов, – вошли в курс дела?
– Вошел, Николай Алексеевич, –
– Недоработки? – удивился зампредседателя.
– Да, по тому делу, где вы лично назначили прослушку. За столько месяцев полковник Воронин так и не выявил очевидные факты по этому Павлу Ивлеву… И я так понимаю, и вам не доложил, и мер не принял.
– Очевидные факты по Павлу Ивлеву? – снова удивился Вавилов. – А вы майора Румянцева, который его курирует, расспрашивали по этому фигуранту?
– У меня не сложилось впечатление о майоре Румянцеве, как об очень толковом офицере. – прямо ответил Третьяков то, что думал. – Боюсь, он не очень компетентен. Просил бы перевести на его место моего бывшего помощника из Саратова.
– А тот, значит, компетентен?
– Несомненно. Я его много лет знаю и уверен, что он справится с обязанностями майора Румянцева лучше.
– Понятно… – ответил генерал, – Так и что вы хотите мне сообщить о Павле Ивлеве?
Обрадованный такому интересу Третьяков тут же раскрыл досье и начал:
– В сущности, Павел Ивлев глубоко чуждый нам человек. Склонен к буржуазной роскоши, детей, по сути, воспитывают нанятые няньки, а сам он поставил на поток зарабатывание денег, как высший интерес в жизни…
***
Генерал Вавилов смотрел на полковника, прибывшего к нему с докладом, и не мог понять – как его посмели так жестоко обмануть? Его Саратовский однокашник обещал ему прислать знающего, опытного офицера на освободившуюся должность Воронина. А перед ним сидит дурак. Причем опасный дурак. Вместо того, чтобы просто спросить у Румянцева, кто такой Ивлев, и чем он интересен зампредседателю, тот начал из него чуть ли не диссидента лепить… Это что же он в Саратове творил, и чем так отличился, что в полковники там вышел? Ну, Мишка, я тебе такой подставы никогда не забуду… Все мои долги списаны, и на день рождения я к тебе больше никогда не приеду, не проси… Вот так, значит, прислал мне то, что самому не нужно было? Избавился от идиота? Или и в самом деле искренне считает его полезным кадром… И свою карьеру строил вот так, натравливая этого Третьякова на обычных советских граждан, чтобы он им антисоветчину клеил?
Надо этим вопросом всерьез заняться. Мишкины рекомендации он, конечно, больше слушать не станет. Но этим нельзя ограничиваться. Надо присылать в Саратов толковых ребят, пусть там все прозондируют. А то может, все их выдающиеся заслуги по разоблачению диссидентов и гроша ломаного не стоят. И правда, как никто раньше не задумался, как в закрытом городе столько диссидентов появилось?
И тут он услышал:
– В рамках давления на Ивлева, чтобы принудить его, как положено, оформить подписку, раз он не согласен по-хорошему, я уже распорядился уволить его с половины ставки в
– Я не ослышался? Помимо своих фантастических измышлений в адрес Ивлева, вы уже и давить на него начали, и уже уволили его из НИИ Силикатов?
– Все верно, – подтвердил Третьяков уже не так вдохновенно. До него внезапно дошло, что настрой начальника уже совсем не такой радужный, каким он был в начале встречи. – Но почему измышлений? Все подтверждено фактами…
– Готовьте дела к сдаче, Олег Иванович. На этой должности вы больше работать не будете.
– Но… почему? – откровенно растерялся тот, совершенно ошеломленный таким поворотом.
– Вас пригласили работать в Первое управление. Одно из самых престижных в нашем комитете. Разведкой всегда занимались самые лучшие кадры. А вы не смогли даже при помощи подчиненных понять всю ценность того специалиста, которого по своей тупости начали еще и дискредитировать. Я вообще не уверен в том, что для вас найдется место в нашем комитете. Вы свободны.
Третьяков, полностью обескураженный, встал и взял папку со стола.
– А вот папку оставьте. Я прикажу ее сжечь. Мы тут в Москве делом занимаемся, а не клеветой и шельмованием невиновных, если вы еще не заметили.
Полковник с ярко-красным лицом на несгибающихся ногах прошел до двери и вышел, тихо прикрыв ее за собой.
Вавилов презрительно бросил папку в корзину. Эх, одно плохо, Комлин будет торжествовать, и небось всем друзьям своим скажет – а я же говорил! Ладно, переживу. Кого он там предлагал вместо Воронина – Кутенко? В принципе, тот себя неплохо зарекомендовал… Последний раз он назначил на важную позицию кого-то по рекомендации старых друзей… Теперь будет доверять только мнению профессионалов.
И еще же один вопрос, и какой неудобный… Кому-то придется за этого остолопа перед Ивлевым извиняться. Обращаться с очень перспективным аналитиком, как с примитивным стукачом… какой же болван этот Третьяков. Вот такие и готовы, высунув язык, забивать микроскопом гвозди…
Румянцев… Вместо которого этот полковник хотел какого-то своего подручного притащить в Москву. Надо поручить это Румянцеву.
Он нажал кнопку на селекторе, и Дорохов тут же отозвался:
– Да, Николай Алексеевич?
– Майора Румянцева ко мне срочно из Первого управления.
– Румянцев в отпуск ушел на прошлой неделе, – ответил помощник, который на такой случай ежедневно просматривал списки командированных, отправленных в отпуск или на больничный, уволенных в отставку и переведённых старших офицеров. Память у него была великолепная, и он ни разу еще никого не перепутал.
– Черт… А кого еще можно пригласить из старших офицеров из отдела Третьякова?
– Вчера встретил на лестнице майора Артамонову Марию Юрьевну, Николай Алексеевич. Ту, что вы награждали недавно… по остальным нужно наводить справки. В этом же отделе, по-моему, есть еще Муравьев и Кленкин, оба майоры. Мне необходимо уточнить.