Ревнивая печаль

Берсенева Анна

Митя не отвечал, и Лера добавила:

– Ты долго сегодня репетировал, я слышала. Что-нибудь не получалось?

Она хотела спросить: «Что-нибудь не получалось у Тамары?» – но не стала спрашивать… Зачем?

– Не устал. Лера, я…

Лера услышала звон натянутой нити, ей даже показалось, что Митя сделал какое-то едва уловимое движение ей навстречу. Она попыталась вслушаться в его голос, даже в эти короткие фразы – но не могла…

И ниточка снова ослабела.

Лера словно со стороны себя видела – пустым, равнодушным взглядом. Впервые

в жизни она не знала, что сказать и что сделать.

«Как в летаргическом сне, – проплыло в ее сознании. – Все слышу, все понимаю, а неживая».

Они еще несколько мгновений постояли в молчании. Потом Митя сел за руль; хлопнула дверца; Лера пошла вперед. Ей почти не пришлось заставлять себя не оборачиваться. Она слышала, что машина не трогается с места. Только когда Лера скрылась за дверью гаража, заработал мотор «Сааба». Вскоре звук его затих вдалеке.

Глава 10

Лето и наступило незаметно, и незаметно подошло к июльскому зениту.

Театральный сезон закончился, и Лера сразу же уехала с Аленкой на Майорку. Не то чтобы ее так уж тянуло отдохнуть, теперь ей вообще все равно было, где находиться. Но Лера знала, что Митя тоже уезжает сразу же, как только закончится сезон: у него начиналось европейское концертное турне. И она поехала на Майорку только ради того единственного мгновения, когда он будет уезжать – когда дверь за ним закроется…

Чтобы не было этого мгновения, чтобы без нее!.. Чтобы не прислушиваться к его шагам в кабинете, не зная, простится ли он с нею и каким будет прощание. Чтобы не стоять у окна, глядя, как он не оглядываясь идет через двор. Чтобы не вызывать в онемелой душе всех воспоминаний, которые были связаны с ним.

Поехала она не только с Аленкой, но и с Зоськой.

С тех пор как Лера ушла из «Московского гостя», она мало виделась со своей Жозефиночкой. Та звонила, конечно, – особенно вначале, пока не привыкла к своей новой роли, – но встречались они редко. Лера и сама не понимала почему. Конечно, времени было мало, конечно, работа утомляла обеих. Но ведь в одном дворе жили, в домашних тапочках можно было вечером забежать друг к другу! А вот – не встречались. И самым удивительным было то, что Леру это даже не тяготило.

Наверное, такие отношения могут установиться к тридцати годам только с человеком, с которым ты связан общим детством. Именно такие: когда можешь не видеть его неделями и месяцами, даже не вспоминать о нем, а он все равно будет присутствовать в твоей жизни, незаметно согревая ее изнутри.

Лера чувствовала, что и сама она точно так же присутствует в Зоськиной жизни – без объяснений и обид.

Когда-то – всегда! – точно так же присутствовал в ее жизни Митя. Они могли не видеться полгода, случайно встретиться во дворе, переброситься парой слов – и жизнь ее освещалась мимолетной встречей с ним, хотя Лера сама этого не замечала.

Но об этом теперь она старалась не думать.

Майорку предложила Зоська. Она зашла к Лере

как-то июльским вечером, чтобы передать посылочку от Алексиадиса: кто-то из «Московского гостя» был у него в Греции и привез.

Лера надорвала пестрый пакетик и достала из него колечко, асимметрично сплетенное из черных кожаных нитей. Посередине плетения помещалась маленькая жемчужина.

– Ой, красиво как! – восхитилась Зоська. – С чего это он, Лер?

– Да просто так, – улыбнулась Лера, проглядывая крошечную, чуть больше колечка, открытку от Алика. – Такой человек: что-нибудь красивое спокойно видеть не может – восхищается.

– Ну-у… – протянула Жозефиночка. – Мало ли кто чем восхищается, разве все дарят?

Алик действительно не переставал восхищаться красивыми вещами и, чувствуя в Лере единомышленницу, часто дарил ей милые безделушки – по поводу и без повода.

– Недорогое, правда, колечко, хоть и хорошенькое, – заметила Зоська. – Но дареному коню… А ты мои новые сережки видела? – поинтересовалась она. – Из махорики? Конечно, это и не жемчуг вообще-то, а так, бижутерия. Но очень даже красиво! И модно в этом сезоне, – авторитетно добавила она.

– С Майорки привезла? – спросила Лера.

– Друзья подарили, – объяснила Зоська. – У меня же там очень хорошие друзья. С Франциской я на феминистском форуме познакомилась, в Мадриде. Ну, и муж ее…

– Замужняя феминистка? – улыбнулась было Лера, но тут же замахала руками: – Молчу, молчу!

– Нецивилизованная ты женщина! – привычно обиделась Зоська. – Дикая, можно сказать. Что же ты думаешь, феминистки по-другому, чем ты, устроены?

– Да ничего я не думаю. – Улыбка погасла на Лерином лице. – Я вообще об этом не думаю, Зось.

– Да, ты какая-то… – протянула Зоська. – Случилось что-нибудь?

– Ничего не случилось. Просто… Надо привыкать к обычной жизни, вот и все.

Лера ожидала, что Зоська начнет расспрашивать, и придется уходить от ответа, потому что объяснить невозможно. Но та неожиданно спросила совсем не о том:

– Слушай, а ты ведь говорила, что в отпуск собираешься. Куда вы едете?

– Кто – мы?

– Ну, вы с Митей, с Аленкой.

– Никуда… – медленно произнесла Лера. – То есть я с Аленкой только собираюсь. У Мити гастроли.

– Так поехали со мной на Майорку! – обрадовалась Зоська. – Ой, Лер, это ж здорово, раз так! Франциска давно приглашает.

– Да я как-то… – замялась было Лера. – Я, знаешь, Зось, – наконец нашлась она, – так от людей устала, от общения… Не хочется мне в гости.

– Так ведь они уезжают, – объяснила Зоська. – Сами они в Германию уедут, к Францискиной свекрови, а мы можем в их доме пожить. Лер, Лер, ну ты представь! – заныла Жозефиночка: наверное, неожиданная идея захватила ее. – Не в отеле, не в апартаментах, на настоящей вилле! К тому же, имей в виду, они в Кала-Ратьяда живут. Ты же знаешь, наши туда вообще не ездят, немцы только. Какое там общение, слова русского не услышишь, не волнуйся!