Ревнивая печаль

Берсенева Анна

– Вот видишь, – невесело улыбнулась Лера. – А ты говоришь – дело в привычке.

– Да ведь он – подросток, – возразила Зоська. – Вечный подросток, мотылечек, ничего своего за душой. Легкий человек, конечно, но ведь и только.

– Ну, если проще надо: Митя любит другую, – резко завершила разговор Лера. – Я не застукала их в постели, не видела, чтобы они целовались, но я точно это знаю. Как у Толстого в «Крейцеровой сонате» – через музыку…

– Ох, Лерка! – покачала головой Зося. – Взрослый ты человек, столько всего пережила, ребенка родила. А

о чем до сих пор думаешь – Толстой, музыка… Скажи еще – Пушкин! Твоя-то жизнь здесь при чем?

Лера не стала возражать. Тем более что ведь она и сама старательно уверяла себя: живи обыкновенной жизнью, не стремись к тому, что тебе недоступно…

– Ты права, Жозефиночка, – сказала Лера, захлопывая крышку маленькой серебряной пепельницы. – Будем жить как все нормальные люди. Завтра на пляж пойдем с утра, оздоровляться.

Глава 11

Как ни старайся не сравнивать с Крымом, но что делать, если Кала-Ратьяда действительно напоминала Ялту? Даже людей на пляже было так же много, а на набережной – так же много ничейных кошек, которых ведь вообще-то днем с огнем не сыщешь в Европе.

В чем Зоська не ошиблась – это в том, что общения здесь не будет никакого. Кроме испанской, везде звучала только немецкая речь. По-немецки были написаны меню всех кафе и ресторанов, по-немецки говорил любой официант, а на редких англичан смотрели как на представителей экзотического государства. О русских вообще речи не было.

Лера с Зоськой и Аленкой завтракали в маленьком кафе на набережной. Потом шли на пляж. Потом возвращались на виллу и перекусывали чем-нибудь из холодильника: во время сиесты поселок вымирал, не работало ни одно кафе, и окна домов были закрыты ставнями, как смеженными ресницами.

Потом Лера читала в спальне на втором этаже и слушала, как внизу Аленка играет на пианино. Она прислушивалась к этим отдаленным, печальным звукам и удивлялась тому, как не по-детски удается Аленке передать неназываемые, простые чувства.

– Мам! – Аленка заглянула в спальню. – Я уже позанималась и пойду гулять. Тебе понравилось, как я сегодня играла?

Девочку не приходилось заставлять заниматься, но каждый раз она докладывала Лере об окончании занятий так, как будто та ее контролировала.

– Очень, – кивнула Лера. – Но по-моему, еще жарко выходить?

В доме из-за кондиционеров стояла приятная прохлада, и Лере вообще не хотелось выходить на улицу. Она почти заставляла себя идти на море, особенно после сиесты.

– Не-а, – покачала головой Аленка. – Уже сиеста кончилась, я в коктейль-бар пойду.

Коктейль-бар был самым вожделенным местом для всей приезжей детворы – да и не только приезжей, и не только детворы. Там подавали несчетное число разноцветных коктейлей с экзотическими фруктами. Все они были налиты в необычно украшенные бокалы – с какими-то зонтиками из фольги, с блестящей мишурой, золотыми птицами. Каждому посетителю дарили сплетенную из фольги длинную цепь, и половина Кала– Ратьяда ходила с этими блестящими цепями

на шее.

– Одна? – удивилась Лера. – Погоди, вечером вместе пойдем.

– Не одна. Я вчера там с мальчиком познакомилась, он меня сегодня пригласил с ним идти.

Аленка была необыкновенно общительна. Лера уже привыкла, что ее дочка знакомится с людьми мгновенно и тут же располагает к себе любого. Да и беспокоиться о том, что с ребенком что-нибудь случится в этом милом поселке, как-то не приходилось. Поэтому она только поинтересовалась:

– Как же вы разговаривали, ты ведь ни испанского, ни немецкого не знаешь. По-английски?

– Не-ет, мы по-русски разговаривали, – ответила Аленка. – Он же русский мальчик, из Петербурга.

– Надо же! Кажется, единственный соотечественник, – удивилась Лера.

– Я потом сама к вам приду на пляж! – прокричала Аленка, выбегая из спальни.

На пляже Аленка появилась ближе к вечеру, когда Лера уже начала тревожиться.

– Не волнуйся, – первой заметила девочку Зоська. – Вон, шествует наша принцесса. И кавалер при ней.

Аленка действительно напоминала маленькую принцессу, только вполне современную – в короткой пестрой юбочке и такой же короткой яркой маечке, с перехваченными широкой голубой лентой светлыми кудрями. Она уже успела загореть и смотрелась очень эффектно на фоне ярко-синей воды.

Мальчик, шедший рядом с нею, сразу понравился Лере: какая-то благородная сдержанность чувствовалась в его походке. Это было тем более заметно, что на вид мальчику было не больше двенадцати. Но, как ни странно, его серьезный вид совершенно не производил комического эффекта. На шее у мальчика, как и у Аленки, конечно, висела длинная цепь из коктейль-бара.

– Это Сева, – представила его Аленка. – Он уже в пятом классе учится, в лингвистической гимназии. Мам, дай ключ, я ему обещала на пианино поиграть. Можно, мы к нам пойдем?

– Можно, конечно, – кивнула Лера, незаметно улыбнувшись тому, что Аленка, как всегда, сначала сообщает, что будет делать, а потом спрашивает разрешения. – Приятно познакомиться.

– Спасибо, – ответил мальчик. – Мне тоже очень приятно. Меня зовут Всеволод.

У Всеволода были светлые волосы и большие, как маслины, черные глаза. Вблизи он был еще более привлекателен, чем издалека, – из-за внимательного взгляда своих выразительных глаз.

– Ну, пошли! – нетерпеливо воскликнула Аленка. – Пошли прямо сейчас!

– Извини, но прямо сейчас я не могу, – сказал Сева. – Я ведь не предупредил папу. Но мы можем сделать просто, – предложил он, заметив разочарованную гримаску на Аленкином лице. – Ты пока побудешь здесь, а я сбегаю в отель и вернусь за тобой. Это совсем близко, я сейчас же приду.

– Ладно, – согласилась Аленка.

– Да-а… – едва сдерживая смех, протянула Зоська. – У девушки есть вкус! Слушай, Елена Дмитриевна, а кто платил в баре?

– Сева, конечно, – удивленно ответила Аленка. – Он же мужчина, кто же должен платить в баре?