Революционная сага

Марченко Андрей Михайлович

Клим не мог бороться ни с папиросным дымом, ни с двумя анархистами, ни, тем паче, с выстрелами из «Маузера». Но что-то он изменить мог.

— Короче, Женя, туши свет… — Чугункин заворочался в углу.

— Я хочу книжку еще почитать… — возразил Евгений.

В ответ Клим тяжело вздохнул и натянул на голову шинель.

На огонек свечи слетались всякие жучки. Они летели прямо в пламя, сгорали в мгновение, падали в горячий воск, затем стекали вниз, застывали словно в янтаре.

Свечка была толстой, горела

медленно. Тихонечко потрескивал воск, шуршали переворачиваемые страницы.

За стенами комнаты было будто бы тихо, совсем не так как в прошлый день. Отчего? Хлопчики, игравшие вчера в войнушку ушли на настоящую войну? Или они сейчас спят, набираются сил для нового колобродства.

Климу, несмотря на огонь свечи спалось хорошо. Во-первых, на этом месте он спал уже второй раз, и, значит, немного свыкся, обжился. Во-вторых, эта ночь все-таки была поспокойней, можно было выспаться даже немного впрок. Ну и, в-третьих, Климу где-то казалось, что Евгений сейчас охраняет его сон…

В кармане штанов Аристархова почти неслышно тикал хронометр слагая секунды минуты, а минуты в часы.

И когда Евгений оторвался от чтения, то понял, что уже довольно-таки поздно. Пора или ложиться в постель, или перетерпеть немного и не спать вовсе.

Взглянув напоследок в книгу, Евгений с удивлением понял, что буквы уже не держатся в строках. Стоит отвернуться, и значки начинают скакать, слагают новые слова, предложения. Пытаясь прекратить это безобразие, Аристархов попытался некоторые буквы поймать, поставить на место. Да вот беда — вместо того только еще больше смешал слова, так что они превратились в какой-то код, шифр наподобие того, которым он давным-давно шифровал сообщения в Галиции. Или то была Галлия?..

Спать, пора спать… — носилось в голове.

Действительно — Аристархов закрыл книгу, но повернул ее так неудачно, что буквы ссыпались со страниц на стол. Листы оказались чистыми.

Это как же теперь отдавать товарищам книгу?

Ну да ладно — завтра… Хотя уже наверное сегодня утром Евгений вспомнит, что там были за буквы, в каком порядке они стояли.

Хотелось пить.

Аристархов точно помнил: на подоконнике стояла крынка с водой.

Поднялся из-за стола, сделал несколько шагов, но упал, зацепившись нога за ногу.

В голове вихрем пронеслось: Молят муку, а молят богов. Главное, чтоб не наоборот.

Снова встал, побрел к окну.

Шагать получалось медленно. Ноги были тяжелыми, вязли словно в смоле, прилипали к полу. И путь к окну был долог. Комната кружила, стараясь сбить Евгения с ног.

Но, вот, наконец, он дошел о цели.

Вода в крынке каталась из стороны в сторону, но из горлышка не выплескивалась. Тогда Евгений пытался засунуть губы внутрь горшка, прикоснуться языком к коже воды. Но вода ускользала, не утоляя жажду.

Убрав бесполезный кувшин, Аристархов

осмотрелся.

Комната кружилась все быстрей. Вот в поле зрения промелькнул лежащий на кровати Клим. Евгений удивился — как у того получается спать в этакой карусели?

Из-под шинели повешенной на гвоздь, вбитый в стену торчали огромные лапы, похожие на куриные. Будто клюв топорщил ткань, и красные глаза следили за каждым движением Аристархова.

Евгений закричал, но крик застрял в горле. Не удалось выдавить из себя ни звука — Аристархов не слышал даже себя. Зато колотилось сердце, громко, словно турецкий барабан.

По комнате носился не то топот не то хохот.

Комната превратилась в сплошную карусель.

Чтоб не свалиться с ног, Евгений сначала сел, а потом и лег на пол.

Но вращение продолжалось. Тогда Аристархов прибег к средству испытанному, старому — закрыл глаза.

Казалось — он опять на аэроплане, и два двигателя жужжат в его голове, пропеллеры гонят ветер по его венам, а он сам, Евгений Аристархов, летит во стороны сразу…

– //-

Евгений проснулся на полу. От лежания на холодных и твердых досках болели мышцы. Вероятно, сквозняком протянуло или просто отлежал.

Открыл глаза осторожно, стараясь себя не выдать — от этого мира можно было ожидать чего угодно.

Но нет — комната будто бы не сулила опасностей. Все казалось относительно спокойным.

Рядом, на кровати под одеялом лежал Клим. Он читал книгу.

Когда, осмелев, Аристархов поднял голову, Чугункин отвлекся от чтения, посмотрел на товарища.

— Уже утро. — доверительно сообщил Клим. — Можно подниматься.

Евгений посмотрел на окно

— Утро… Вот оно какое, оказывается. Никогда раньше не видел.

Затем задумался: что, собственно он такое сказал? Но от мыслей этих отмахнулся про себя.

Всмотрелся в Клима. Значится, книгу он взял, а его, можно сказать, боевого товарища, оставил на полу. Не отвел на кровать, даже не укрыл, не положил подушку. Кстати, о книге…

— С книгой все в порядке? Буквы на месте.

— Странно, что именно это спрашиваешь первым. Но коль уже спишь на полу, то чему тут удивляться?

— Книга… Там есть пустые страницы?

— Пока не видел ни одной.

Евгений поднялся сначала на четвереньки. Мир вокруг зашатался, снова попытался набрать обороты. У Евгения появилась мысль остановится на достигнутом. Но нет, опершись на стол, поднялся.

— Нет, ты мне можешь объяснить, отчего так голова болит? — спросил Евегий. — И пить так хочется, словно с похмелья. Дак не пил, елы-палы, нет… И есть охота.

У Чугункина с утра тоже болела голова, и тоже хотелось пить. Есть же ему хотелось постоянно — кажется всю жизнь. Так что болезненным симптомам он поначалу значения не предал никакого.