Революция чувств
Шрифт:
Директорская чашка интенсивно делала знаки любимому хозяину, мол, не слушай ты эту Стерву, она водит тебя за нос, она тебя обманывает. Чашка выпускала пар из остывшего чая и тихо позвякивала алюминиевой ложкой. К потусторонним явлениям из мира посуды люди оказались слепы и глухи.
Стерва презренно наблюдала за мечущимся по рабочему кабинету директором, который время от времени тихо поскуливал, как нашкодивший породистый щенок, который мог одним росчерком судьбы оказаться вышвырнутым на улицу.
«Что делать? Получается, мне невыгодно ее увольнять. Стерва дружит с оранжевыми. А вдруг, и
– Давайте, увольнение отложим, возможно, все перемелется. Выпуск новостей делаем, как всегда. А то, что вы сейчас мне читали, пусть останется на бумаге. Для таких новостей есть центральные СМИ, не будем отбирать у них хлеб.
– Как скажете, Богдан Степанович, как скажете, – еле сдерживая улыбку, сказала Стерва.
Татьяна Васильевна вышла победительницей из директорского кабинета. Видя ее горделивую осанку и высоко поднятый подбородок, секретарша догадалась, Сюсюткин в очередной раз сдал позиции. Она заглянула в кабинет директора.
– Что, опять?
– Оставьте меня в покое!!! – закричал, как укушенный, директор телекомпании «Полет» и нервно махнул рукой, чем окончательно подписал приговор очередной директорской чашке. Она упала на пол и с грохотом разбилась на две части и шесть маленьких осколков. Хорошо, престижно быть директорской чашкой, но недолго.
Последнее, что успела узреть керамическая чашка перед смертью, это недовольное лицо секретарши, которая, держа в руках совок и веник, выполняла ритуальные услуги. Душа керамической чашки покорно взметнулась к потолку директорского кабинета, где повстречала души шести предшественниц. Бывшие деректорские чашки окружили ее заботой, вниманием и попробовали убедить вновь прибывшую душу смириться с судьбой. Новенькая плакала навзрыд.
Неожиданно, на директорский лоб закапало. Богдан Степанович злобно посмотрел на потолок. Неужели протекает! Откуда он мог знать, что это слезы любимой чашки, которую он жестоко убил.
Благополучно пережив утренею истерику директора, Татьяна Стервозова до запланированной встречи с Евгенией Комисар активно занималась информационной текучкой. Она выписывала заявки на выезд съемочных групп, вычитывала сюжеты, ругала журналистов за плохо отписанные материалы и все время думала, зачем Комисар ищет встречи с ней. Эта мысль, как дятел, больно травмировала ее мозг. Хочет денег предложить или разместить в новостях очередной политический опус? Стерва успокоилась лишь тогда, когда пришло время вызывать такси. На встречу она приехала последней, за столом в кафе «Маленький Париж» сидели Наташка Благова и Евгения Комисар. Много лет назад закадычные подруги неслучайно выбрали это уютное заведение.
Парижем здесь, конечно, не пахло, но кофе был отменный и салаты вкусные,
– Добрый день!
– Здравствуй, Таня.
– Что будешь?
– Как всегда, салат «Наполеон» и кофе. Да, три кусочка хлеба.
Улыбчивая официантка обрадовалась, она рада снова увидеть постоянных клиентов, которых шутливо про себя назвала «три девицы под окном».
Видимо девицам сегодня не до смеха.
– Я вечером уезжаю в Киевск, сами знаете, что там происходит. Девчонки, мы много лет дружим…
– Дружили, Женя, дружили – уточнила Стерва.
– И это страшно, что дружили. Страшно Татьяна, что ты говоришь о нашей дружбе в прошедшем времени. Когда тебе далеко за тридцать, трудно найти новых друзей. Я предлагаю зарыть топор войны. Что бы ни происходило, на кого бы мы ни работали, на «бело-голубых» или «оранжевых», давайте пообещаем друг другу сохранить человеческие отношения.
– Я поддерживаю это предложение, – обрадовалась Наташка Благова.
– Ты поддерживаешь? – мгновенно вскипела Стерва.
– А что?
– Да ты мужа у Комисар увела, родила от него ребенка и скрывала от нас правду все эти годы. Вот это цинизм, что теперь будем дружить семьями?
– Таня, мы с Наташкой до встречи с тобой все обсудили. Есть и ее вина и моя. На ее месте могла оказаться другая женщина. Громов все равно бы от меня ушел, он страшно хотел детей. А я… – на глазах у Женьки появились слезы. Она замолчала. Официантка вовремя подошла к столику, она принесла заказ и, не путаясь, расставила салат «Наполеон» для Стервы, а плов и жареную рыбу для Благовой и Комисар. Как заказывали. Три задорожские девицы приступили к поглощению пищи, они практически не разговаривали и не смотрели друг на друга. «Подай соль», «вкусная рыба», «это чей кусок хлеба» – все, что прозвучало во время обеда.
– Я не понимаю, зачем ты нас собрала. Наша дружба в прошлом, и этот «Маленький Париж» тоже, – прервав трапезу, сказала Стерва.
– Послушай, Татьяна, и этот «Маленький Париж» и этот город и телеканал «Полет» будут существовать всегда. Мы будем пересекаться, и общаться по работе…
– Ах, вот в чем дело. Профессионализм взял вверх. Да, Женечка? Тебе нужно сохранить с нами нормальные отношения ради работы.
– Девочки, а может, правда, нам стоит помириться, – встряла в разговор Наташка Благова.
– А может тебе лучше помолчать, девочка моя? Какая ты надежная подруга, мы уже знаем, – слова Стервы словно лезвие ранили и без того уязвленное самолюбие Наташки.
– Не обижай ее, – встала на защиту подруги Комисар.
– А я еще и не начинала это делать. Я знаю, вы боитесь, что Япанович проиграет этот политический раунд. Благова сразу пойдет с вещами на выход. Она лишится статусной должности, главного редактора и работы в Задорожье. Твоя судьба, Женька, не безоблачна. Куликов за его проделки в губернии ответит по всей строгости закона, а это значит, и ты Женечка лишишься работы. Ты хочешь в моем лице найти для себя страховку, думаешь, я буду просить за тебя Олега Рогова. Мол, спасите, Олег, моих лучших подруг от справедливого возмездия. Это из-за вас меня каждую неделю увольняют. Так что, девочки, на войне, как на войне.