Революция и семья Романовых
Шрифт:
Он был сыном (родился в 1891 г.) казначея святейшего Синода, действительного статского советника Н. В. Соловьева, состоявшего в тесной дружбе с Г. Распутиным. В сводке полицейского наблюдения за Распутиным его имя (и имя его жены – поклонницы Распутина) встречается неоднократно [435] . Из отрывочных сведений, имеющихся в белоэмигрантской и иностранной литературе, следует, что Борис Соловьев учился в Берлине, затем в качестве секретаря какого-то немецкого коммерсанта побывал в Индии, где некоторое время «обучался» в одной из «теософических школ», основанных в конце XIX в. знаменитой Блаватской, и, таким образом, приобщился к мистицизму и оккультизму.
435
Распутин в освещении охранки//Красный арх. 1924. Т. 5. С. 273, 276 и др.
В начале мировой войны Б. Соловьев – в России. По-видимому, благодаря связям своего отца он в чине поручика зачисляется во 2-й Запасный пулеметный полк, расквартированный в Петрограде. В то же время он при помощи «секретаря» Распутина А. Симановича вводится в распутинско-вырубовский кружок, в котором его «теософические» познания, вероятно, были «оценены по достоинству». В дни Февральской революции Б. Соловьев неожиданно оказывается в рядах думских «революционеров». Впоследствии (в 1919 г.),
436
Соколов Н. Убийство царской семьи. Париж, 1925. С. 90.
Летом 1917 г., после освобождения Вырубовой из Петропавловской крепости, бывшие распутницы вновь начинают собираться. Вероятно, именно с этого времени Соловьев становится одним из главных агентов Вырубовой, осуществлявших ее связь с царской семьей. После отправки их в Тобольск Соловьев направляется туда же, устанавливает связь с епископом Гермогеном и Романовыми и в начале октября 1917 г. возвращается в Петроград. Здесь в цепи его авантюрной жизни появляется еще одно звено: он женится на старшей дочери Распутина – Матрене (Маре). В то время это был, несомненно, отчаянный шаг (имя Распутина было окружено всеобщим презрением), но Соловьев почти наверняка сделал его с определенной целью. Породнившись с семьей Распутина, с «незабвенным Григорием», он был вправе рассчитывать на особое, исключительное доверие «тобольских узников», и прежде всего бывшей императрицы. И он не ошибся. Когда в январе 1918 г. Соловьев со своей женой прибыл на родину Распутина, в село Покровское, а затем поселился в Тюмени (последнем железнодорожном пункте на пути в Тобольск), он, по существу, превратился в одну из главных фигур, через которую шла связь Романовых с «центром». Его имя и фамилия неоднократно упоминаются в дневнике Александры Федоровны в связи с записями об отправке и получении корреспонденции [437] . Встречается оно и в письмах бывшей императрицы А. А. Вырубовой, причем говорится о нем «полукодом». Например, 2 марта 1918 г. Александра Федоровна писала: «Бориса взяли; это беда, но не расстреляли, – он знал, что так будет…» [438] 8 апреля: «Борис, вероятно, все еще там, хотя свободен» [439] . Связь с Романовыми Соловьев поддерживал через священника тобольской Благовещенской церкви А. Васильева и двух лиц из числа прислуги.
437
ЦГАОР СССР. Ф. 640. Оп. 1. Д. 332.
438
Танеева (Вырубова) А. Указ. соч. С. 169.
439
Там же. С. 173.
Белоэмигрантские и иностранные авторы много писали и пишут о Соловьеве, который представляется им одной из наиболее «таинственных фигур, встретившихся на пути обреченного царя» [440] . Одни утверждали и утверждают, что Соловьев был провокатором, якобы создавшим организацию-«ловушку», в которую один за другим попадались направлявшиеся в Тобольск монархисты. «Петроградской и московской организации, – пишет Т. Мельник-Боткина, – Соловьев и Васильев (отец Алексей. – Г. И.) давали все время сведения о сильной организации в Тобольске, состоящей из 300 офицеров, не требующей новых лиц, а исключительно только денежного пособия. Всех же все-таки стремившихся проникнуть к их величествам Соловьев задерживал в Тюмени, пропуская в Тобольск или на одну ночь, или совершенно неспособных к подпольной работе людей. В случае же неповиновения ему он выдавал офицеров совдепам…» [441] Соловьев, таким образом, являлся тем, кто, собственно, в основном и ответствен за провал дела освобождения Романовых [442] . Однако другие белоэмигрантские авторы категорически отвергали эту версию, считая, что легенда о провокаторстве Соловьева была придумана для оправдания тех, кто взялся за спасение Романовых, но так ничего и не сделал [443] . Третьи усматривали в Б. Соловьеве человека, который будто бы являлся «немецким проводом в Тобольске», «контролировал» там положение Романовых и каким-то путем информировал германскую агентуру и германское посольство в Москве [444] .
440
Franktand N. Imperial Tragedy: Nicholas II, Last of Tsars. N. Y., 1961. P. 134; Massie R. Nicholas and Alexandra. N. Y., 1967. P. 467.
441
Мельник-Боткина Т. Указ. соч. С. 44–45.
442
ЦГАОР СССР. Коллекция. Дневник А. А. Лампе, 19 мая 1922 г.
443
Марков С. Указ. соч. С. 356 – 357
444
Новое время. Белград, 1925. 13 марта.
Уже после перевоза Романовых в Екатеринбург, оказавшись на территории, занятой белыми, Б. Соловьев некоторое время проживал по подложному паспорту во Владивостоке, а затем в начале 1919 г. был арестован (вместе с женой) и в Чите допрошен белогвардейским следователем Н. Соколовым. Из отобранных у него и его жены (впоследствии частично опубликованных) дневников можно составить вполне определенное представление о Соловьеве как о совершенно разложившейся личности. Поэтому представляется вероятным, что Соловьев, скорее всего был проходимцем, стремившимся использовать свое «особое» положение «наследника Распутина» и нажиться на организации «спасения» Романовых (мы уже знаем, что монархисты переправляли Романовым немалые суммы). Отступая вместе с разбитыми колчаковскими войсками, Соловьев с женой из Маньчжурии бежал в Европу, где довольно долго влачил жалкое существование…
Но вернемся в Тобольск конца зимы и ранней весны 1918 г. В это время сюда прибыл посланец Маркова-2-го и Вырубовой – уже знакомый нам корнет Сергей Марков. Бывшая царица зафиксировала прибытие С. Маркова в своем дневнике. 12 марта 1918 г. она записала: «Сидела на
В Тобольске С. Марков встретился со священником А. Васильевым и через него передал Романовым письмо, в котором сообщал, что «тетушка Иветта» (т. е. Марков-2-й) не забывает «их величества». Через Васильева С. Маркову были переданы сувениры от «шефа» (Александра Федоровна была шефом Крымского конного полка, в котором служил С. Марков) и указание ехать в с. Покровское, а затем в Тюмень, где находились Б. Соловьев и агент Маркова-2-го Н. Седов.
445
ЦГАОР СССР. Ф 640 (А. Ф. Романовой). Оп. 1. Д. 332 (дневник Александры Федоровны).
446
Красный арх. 1928. Т. 2(27). С. 120.
Вопреки утверждению Т. Мельник-Боткиной и других, позднее обвинявших Соловьева в измене «монархическому делу», ни Н. Седов, ни С. Марков ни в какую ловушку, якобы расставленную Соловьевым для приезжавших офицеров-монархистов, не попали. Напротив, сумев легализоваться в Тюмени (вступив в формировавшийся здесь красноармейский отряд), С. Марков поддерживал с Соловьевым самые тесные отношения.
Обсудив положение, Соловьев, Н. Седов и С. Марков установили, что ко времени прибытия последнего в Тобольск, т. е. к марту 1918 г., в деле подготовки заговора по освобождению Романовых было достигнуто следующее: налажена прочная связь с «заключенными» в губернаторском доме; в Тобольске и ближайших к нему окрестностях сформированы группы «верных людей» и от Тобольска до Тюмени созданы «перевалочные пункты» на случай побега; установлен контроль над телефонами Тобольского Совета и «отряда особого назначения» [447] .
447
Марков С. Указ. соч. С. 239; см также: Последние новости. Париж, 1924. 30 марта.
Большую помощь заговорщикам оказывал тобольский епископ Гермоген. Он наладил контакт с местным контрреволюционным «Союзом фронтовиков», во главе которого стояла некая темная личность по фамилии Летемин. В кассу этого «союза» Гермоген пожертвовал 4 тыс. руб. «Союз», вспоминал тобольский большевик И. Коганицкий, «занял по отношению к Совету (тогда еще меньшевистско-эсеровскому) определенно враждебную позицию, угрожая арестовать исполком и захватить власть в свои руки, а Совет распустить…» [448] С другой стороны, Гермоген поддерживал контакты с некоторыми духовными сановниками в Москве и Петрограде, в том числе с патриархом Тихоном. Еще в ноябре 1917 г., сразу же после избрания Тихона на патриарший престол, Гермоген просил его поддержки в деле оказания помощи царской семье. По воспоминаниям С. Маркова, Тихон тогда ограничился передачей своего благословения бывшему императору, а от прямого содействия в освобождении Романовых отказался [449] . Но имеющиеся данные свидетельствуют о том, что Тихон поддерживал какие-то законспирированные связи с теми монархистами, которые тянулись к Тобольску, и некоторыми из Романовых [450] . Например, он состоял в переписке с сестрой бывшей императрицы Елизаветой Федоровной, которая постриглась в монахини после убийства Каляевым ее мужа великого князя Сергея Михайловича, а в начале 1918 г. находилась в Екатеринбурге и Перми, откуда переписывалась с царской семьей.
448
Коганицкий И. Указ. соч. С. 7.
449
Марков С. Указ. соч. С. 250.
450
Плаксин Р. Ю. Крах церковной контрреволюции, 1917–1923. М., 1968. С. 50–51.
Во всяком случае, Романовы были хорошо осведомлены о роли Тихона, Гермогена и креатуры последнего – Алексея Васильева. 23 января 1918 г. Александра Федоровна писала Вырубовой: «Священник этот (А. Васильев. – Г.И.), энергичный, преданный, борется за правду, очень милое лицо, хорошая улыбка… Он известен среди хороших людей, потому его от нас убрали, но может быть и лучше, так как он может больше делать теперь. Епископ (Гермоген. – Г.И.) за нас и патриарх в Москве тоже, и большая часть духовенства» [451] . За день до этого бывшая царица писала Вырубовой о Гермогене: «Гермоген каждый день служит молебен у себя для папы и мамы» (т. е. для Николая и Александры Федоровны) [452] .
451
Русская летопись. Париж, 1922. Кн. 4. С. 219.
452
Там же. С. 216.
По мнению многих лиц из окружения Романовых в Тобольске, уже в начале 1918 г. обстановка здесь была такова, что организация бегства бывшего царя и его семьи не представляла особых трудностей. «Никогда еще, – пишет П. Жильяр, – обстоятельства не были более благоприятными для бегства, т. к. в Тобольске еще нет представителя правительства большевиков… Было бы достаточно несколько энергичных людей, которые действовали бы снаружи по определенному плану и решительно. Мы неоднократно настаивали перед государем, чтобы держаться наготове на случай всяких возможностей» [453] . Жильяр не сомневался в том, что с помощью полковника Кобылинского было нетрудно «обмануть наглый и в то же время небрежный надзор наших стражей» [454] . Такого же мнения придерживалась и Т. Мельник-Боткина, дочь упоминавшегося нами царского врача Боткина, также жившая в Тобольске. По ее свидетельству, дело дошло до того, что солдаты одного из взводов «отряда особого назначения» сообщили полковнику Кобылинскому, что в свое дежурство они «дадут их величествам безопасно уехать» [455] .
453
Жильяр П. Император Николай II и его семья. Вена, 1921. С. 196.
454
Там же.
455
Мельник-Боткина Т. Указ. соч. С. 46.