Революция отвергает своих детей
Шрифт:
Чем ближе я подходил к Пфейльштрассе, где находились виллы югославов, тем чаще я оборачивался, чтобы проверить нет ли за мной слежки.
До моего сознания вдруг дошло мое совершенно новое положение: ответственный партработник, прошедший политическую школу в Советском Союзе, преподаватель Высшей партийной школы СЕПГ, собирающийся посетить югославского коммуниста и партизана, должен делать это тайком. Еще несколько недель тому назад эта мысль меня бы глубоко поразила. Сейчас мне было от нее лишь грустно. Внутренне я уже перестал быть ответственным работником СЕПГ — в ту минуту мне стало это особенно ясно. В первом доме по левой стороне Пфейльштрассе
Думая о его деятельности, я со смешанным чувством посмотрел на его дом.
Мой югославский знакомый выглядел невыспавшимся, утомленным, почти больным. Прошедшие со времени вынесения резолюции Коминформа две недели наложили на него свой отпечаток. Когда он узнал, что я принадлежу к тем ответственным работникам, которые не только сомневаются в правильности резолюции Коминформа, но начисто ее отрицают, он дружески протянул мне руку. Мы порывисто обнялись.
— Через несколько недель, 29 ноября, годовщина нашей революции. В этот вечер мы устроим в нашем посольстве прием и я был бы очень рад, если бы ты мог принять в нем участие.
Я принял приглашение.
Когда я в конце следующей недели приехал из Высшей партийной школы домой на свою квартиру в Панкове, там ждал меня приятный сюрприз. Пришел пакет из Швейцарии. Я с любопытством вскрыл его. В нем было несколько толстых брошюр на немецком языке: речи Тито и Карделя, а также другие материалы V съезда Коммунистической партии Югославии, который состоялся в Белграде через несколько недель после разрыва с ВКП(б).
В те дни ничто не могло меня обрадовать больше, чем этот пакет. Несколько минут спустя я погрузился в чтение брошюр.
Вдруг в дверь резко постучали. Я вздрогнул. Это было в первый раз, что я в Восточном Берлине испугался стука в дверь.
Но испуг мой был напрасен, за дверью стоял случайный посетитель.
Вернувшись на свою казенную квартиру в Высшей партийной школе, я тщательно убрал и запер полученные брошюры и имевшиеся у меня с прежнего времени бюллетени Танъюг. В первый раз я сознательно прятал что-то от партии. Ни в малейшей степени я не чувствовал себя при этом виноватым, так как я знал, что югославские коммунисты были правы, а Коминформ — неправ. В этом вопросе я не признавал более никаких попыток оправдания. Мое отношение уже определилось.
Заявление партийного руководства от 3 июля и подробное разъяснение от 29 июля были не концом, а лишь началом большой кампании против югославских коммунистов и против «титоизма».
По этому вопросу в сентябре 1948 г. был созван чрезвычайный пленум Центрального Комитета. Это был XIII пленум и единственной целью его было осуждение югославских коммунистов. Резолюция Коминформа снова — вот уже во второй раз — верноподданнически приветствовалась в официальном коммюнике и было прокламировано полное согласие по всем вопросам с Советским Союзом.
После пленума была опубликована длиннейшая резолюция под широковещательным заголовком «Теоретическое и практическое значение резолюции Информационного бюро о положении в Коммунистической партии Югославии и уроки из этого для СЕПГ».
Льстиво благодарило партийное руководство СЕПГ «Политбюро ВКП(б) и лично товарища Сталина» за то, что они «своевременно вскрыли ошибки компартии Югославии». Примитивная и лживая резолюция Коминформа называлась «блестящим вкладом в теорию марксизма–ленинизма», а в порядке
И, наконец, у меня было отнято последнее, что еще связывало меня с партией: теория особого германского пути к социализму. Марксистский тезис об особом германском пути к социализму был осужден следующими словами:
«Центральный Комитет партии констатирует, что в СЕПГ также существуют «теории» об «особом германском пути» к социализму… Попытка искать особый германский путь к социализму повела бы к пренебрежению великим советским примером».
Многие видные ответственные работники партии высказались сразу же по поводу этой новой «линии». Аккерман, с именем которого была связана теория об особом германском дуги к социализму, пока что молчал. Но 24 сентября он нарушил свое молчание и опубликовал — без сомнения против своего убеждения — развернутую статью под заголовком: «О единственно возможном пути к социализму». В ней он отказался от своей марксистской концепции особого германского пути к социализму:
«Эта теория содержит элементы отмежевания от рабочего класса и от большевистской партии Советского Союза» — писал Аккерман.
Осуждение югославских коммунистов обусловило мой внутренний разрыв с СЕПГ. Осуждение теории особого германского пути к социализму порвало последние нити, соединявшие меня с партией, в организации и основании которой я принимал участие с большим воодушевлением.
То были тяжелые недели, тяжелые месяцы. Травля Югославии, начавшееся поношение тех, кто очень активно распространял теорию особого пути к социализму, усиливались и принимали все более резкие формы.
Часто в Высшей партийной школе устраивались собрания и конференции, на повестке дня которых стояла резолюция Коминформа и осуждение теории об особом пути к социализму. Основные доклады делал Фред Ольснер, который теперь, после самокритики Аккермана, явно играл роль главного идеолога СЕПГ. После его доклада в дискуссии выступал целый ряд партработников. Все шло по плану — слишком даже чётко по плану. Я чувствовал, что выступления в дискуссии были подготовлены и организованы. Это было мне знакомо уже по собраниям в Советском Союзе. До сего времени, однако, ничего подобного в Высшей партийной школе не наблюдалось. СЕПГ сделала в направлении уподобления ВКП(б) еще один значительный шаг.
Нетрудно было себе представить, что за этим последует. Сначала, по плану, история ВКП(б) будет пропагандироваться с особым нажимом. Затем последуют критика и самокритика по сталинскому образцу и, наконец, в советской зоне начнутся «чистки» партии: честных, самостоятельно мыслящих партийных работников будут снимать с работы, исключать из партии, разоблачать как агентов и шпионов и арестовывать, приписывая им несовершенные ими преступления.