РЕВОЛЮЦИЯ ЩЕЛКУНЧИКОВ (The Nutcracker Coup)
Шрифт:
Понимаешь, последнее время Халемтату не приносит добра стрижка игл. Примерно семьдесят пять призов разгуливают остриженными и в бусинах – причем безо всякого стыда, любо-дорого посмотреть. Я даже видела юнца с бусами на концах неподрезанных иголок!
Кстати, Киллим передает благодарность за красители. Это как раз то, что ей нужно. Она так занята, что взяла в помощь двух подмастерьев. Она делает «рождественские украшения», и художественные галереи Вселенной охотятся за ее поделками.
Что
Вчера я зашла проведать Киллим, и кто там обнаружился? Коппен, один из советников Халемтата, – помнишь его? В жизни не догадаешься, чего он хотел: набор бус для насадки на иглы. Нет, иглы у него в порядке. Просто он намеревается – так он объяснил Киллим – сделать Халемтату какое-то нелицеприятное заявление и в ожидании кары запасается бусами. Очень дорогие голубые бусы.
Я ощутила злорадное удовольствие. Пора уже кое-что высказать Халемтату...
Между тем Чорниэн открыл производство щелкунчиков. Пришлось его проконсультировать, иначе он разобрал бы по косточкам ту игрушку, которую я вручила Тейтепу.
Посылаю голограммы – в том числе и моего художества – ведь тебе надо видеть разницу между щелкунчиком, вырезанным человеком, и щелкунчиком работы праза. Это то же, что «взгляд на Ника снизу вверх» и... ну, просто взгляд на Ника.
Я все еще скучаю по тебе, хотя ты и считаешь, что на Рождество непременно нужны фейерверки.
Скоро увидимся – если Кларенс не запечет меня в пудинге или не сожжет на костре.
Несколько секунд Мэри сидела со световым пером, наставленным на экран. Затем приписала: С любовью, Мэри —и сохранила запись для следующей земной почты.
Празднество.
Канун летнего солнцестояния (по календарю празов).
Дорогой Ник!
На этот раз вина не моя. Теперь это дела Эсперанцы. Она решила внести свой вклад в круг знаменательных дат и отметить День Мартина Лютера Кинга* [* Официальный npaздник США отмечаемый 15 января]. Она пригласила и нескольких празов.
Ну вот, в последней части торжества каждый должен был поведать о своей мечте. Не выражать пожелания, Ник. Скорее, поставить перед собой цель, которая выглядит недосягаемой. Даже Кларенс вступил в игру и заявил, что у него есть мечта: перестать думать о прозах как о подушках для булавок, а считать их равными себе. Эсперанца полагает, что Кларенс не совсем понял, о чем речь, но, по ее мнению, сделал шаг в нужную сторону.
После этого Тейтеп в своей сверхвежливой манере спросил Эсперан-цу, следует ли ему также иметь мечту. Она ответила утвердительно, и он сказал: «Я имею мечту... Имею мечту, чтобы настал день, когда ни у
Ты увидишь это на ленте. Все согласились, что это хорошая мечта.
После этого Эсперанца выдвинула идею мечты «о правах человека для всех». В результате мы все по очереди пытались объяснить понятие «прав человека» полудюжине присутствующих призов. Эсперанца в конце концов перевела для них пять конституций – и еще целую книгу речей Мартина Лютера Кинга.
Неделей позже мы с Тейтепом собирали дерево для скульптуры, которую он затеял к Рождеству. Вдруг он перестал грызть и спросил: «Мэри, что такое „человек“?»
«Что вы имеете в виду?»
«Думаю, когда Кларенс говорит „человек“, он подразумевает нечто иное, чем вы».
«Это вполне возможно. Люди используют слова очень свободно, и за мной это водится».
«Что вы подразумеваете, когда говорите „человек“?»
«Иногда я подразумеваю вид хомо сапиенс. Я ведь говорила, что люди употребляют слова неоднозначно. Празы, кажется, более точны в своих речах».
«А когда вы говорите „права человека“, что вы подразумеваете?»
«Когда я говорю „права человека“, я подразумеваю хомо сапиенса и праза сапиенса. В этом контексте я имею в виду любого сапиенса. Не стала бы гарантировать, что Кларенс употребляет то же самое в таком контексте».
«Вы думаете, что я – человек?»
«Я знаю, что вы – человек. Мы друзья, не так ли? Я же не могу дружить с... ну, с „псевдокроликом“, ведь правда?»
Он издал удивительный грохочущий звук, выражая крайнее изумление. И сказал:
«Не могу себе этого представить. Тогда, если я – человек, мне полагается иметь права человека».
«Так, – ответила я. – Совершенно точно, полагается».
Возможно, все это – моя вина. Эсперанца расскажет тебе остальное: последние две недели призы сидят у нее по всему дому, они снова и снова смотрят фильм о Мартине Лютере Кинге, который она достала.
Не знаю, чем это закончится, но до чертиков хочу, чтобы ты был здесь и все видел. С любовью, Мэри.
Мэри смотрела, как местный ребенок щелкает орехи своим щелкунчиком-Халемтатом, и холодная дрожь пробегала у нее по спине. Это был уже одиннадцатый за неделю. Очевидно, не один Чорниэн мастерил этих щелкунчиков, кто-то еще затеял производство. Однако, чтобы в челюсти Халемтата вкладывал орехи ребенок – такое она видела впервые.