Рейдовый батальон
Шрифт:
– Гранату! Гранату вниз! – заорал Серега. – Скорей бросай «эфку», Ник!
Я метнул Ф-1 вниз. «Бах-бах-ах-ах-х-х», – эхом ответил гулкий взрыв.
Вся группа залегла на краю плато и принялась короткими очередями стрелять во все стороны. Взводный пустил осветительную ракету: по ущелью удалялись чьи-то силуэты. Отступили. Ушли!
– Серега! Будем жить! Мы спасены! – я обнял его.
– Задушишь! Ник! Ура! Удрали! Колесо, ротному передай – «духи» ушли. Бегом, родной ты мой!
Мы заняли оборону. Оборону – это громко сказано. Опросив
Знай «духи», при каких обстоятельствах они отступали, наверняка вернулись бы и взяли бы нас голыми руками минут через десять. Все стояли и на краю обрыва радовались жизни.
Ротный подбежал, весь занесенный снегом. Пурга усиливалась, капитан был похож на Деда Мороза.
– Мужики! Орлы! Герои! Занять здесь оборону саперам и первому взводу. Мурзаилов, иди к ГВП, вы будете там, где главарь убитый лежит.
– А где мы будем? – спросил я. – Где КП роты разместится?
– КП – в центре. Второй взвод выдвинем вверх, откуда мегафон орал. Третий – в центре с нами.
Через полчаса вся рота собралась на плато и расползлась по задачам. Снег валил сплошной стеной. Не было видно ничего в пяти метрах. Этот снег стал нашим спасением. Чудом и везением. Душманы не подозревали, как были близки к победе. Хотя кто знает, может, и у них боеприпасы кончались, да и раненых нужно уносить. Бродя по вершине, я с трудом нашел промокший бушлат. Становилось все холоднее и холоднее.
– Офицеры! Какие потери во взводах? Доложить! – командовал Кавун.
– В первом потерь нет, – ответил Острогин.
– Во втором нет ни раненых, ни убитых, – радостно пропел Ветишин.
– В ГПВ все целы, – изрек Голубев.
– За третий доложу я сам – без потерь! – констатировал ротный и подвел итоги боя: – Приданные саперы и артиллеристы живы, рота без потерь! Вот это да, ну мы молодцы! Такой бой выдержали! И ни единой царапины! «Духов»-то было гораздо больше! Чудеса! Так я в Бога начну верить.
– Что с помощью? – спросил Острогин. – Идет-торопится?
– А ничего! Разведвзвод и третья рота где-то заблудились в пурге, видишь, как метет! Комбату сообщили, что не видят, куда идти. Ракеты бесполезно пускать: не разглядят.
– Да! Прямо снежная буря поднялась, кто бы мог подумать пару часов назад. Как на севере!
– Замполит, не надо в Сибирь тебе ехать в отпуск. Тут как в тундре, и мы сейчас можем все замерзнуть! Час от часу не легче. Бойцам спать не давать. Положить всех кучнее, пусть греются. Охранению меняться через час, пусть ходят по периметру попарно. Главное – не обморозиться. Что с боеприпасами?
– У меня нашелся магазин и граната, – ответил я.
– У меня два патрона, – улыбнулся криво Голубев.
У остальных офицеров было не больше. У бойцов ни у кого не было боеприпасов больше магазина, «мух» не осталось, пулеметы
– Да, дела! – подытожил ротный. – В эфир об этом не сообщаем. Но если они утром полезут нас прощупать, мы даже налегке до своих не добежим – очень далеко. Артиллерист! Организуй беспокоящий огонь по вершине над нами и огонь по обоим ущельям!
– Хорошо, сейчас сделаю привязку и попробую артиллерию нацелить точнее, – ответил старший лейтенант артиллерист.
Мы легли с ротным в его спальник, свой мешок в пурге я так и не нашел. Половина вещей роты осталась на склоне, и под снегом их было не отыскать. Теперь на смену жаркому бою пришла пытка стужей. Всю ночь офицеры по очереди бродили по высоте, будили солдат, трясли, толкали: не спать, не спать! Сон – это смерть. Или сильное обморожение. Ужасная метель продолжалась всю ночь. Сна не было ни в одном глазу, был только страшный пронизывающий холод. Снег и ветер, сырая обледенелая одежда. Эти муки становились невыносимы. Все тело ломило, суставы скрипели от сырости. Лишь к рассвету сон все же сморил меня. Я провалился в него, словно в пропасть.
Утро пришло с ярким солнцем. Ветер разогнал тучи, и солнце без малейших помех начало отогревать наши промерзшие тела и души. Вершина ожила.
Солдаты принялись окапываться, строить укрепления, разыскивать вещи. Нашелся в снегу и мой брошенный на бегу вещмешок, а недалеко от него – станок от АГС. Вчера стреляли без него с камня.
Внизу в ущелье виднелся кишлак, в который вечером ушли «духи», но никакого движения не было. Видно, смотались еще до рассвета. Ротный один взвод поднял повыше по склону, другой спустил пониже. Систему обороны создали, но патронов-то нет. Несколько минут – и нас сметут, как пыль.
– Ротный! Что комбат сказал? – спросил я у сидевшего за радиостанцией командира.
– Да ни хрена хорошего! Не отходить! Сидеть, держаться, скоро будут разведчики с боеприпасами. Третья рота в буране ушла в сторону и теперь собирает свои заблудившиеся взводы.
– Ну, Женька! Как же так? Опытный офицер ведь?
– Кто их знает, как. Может, заблудились. Может, испугались. Да в принципе, опасность, я думаю, миновала. «Духам» не до нас: раненые, убитые. Боеприпасы за два дня боев тоже, наверное, на исходе. Поскольку они не знают, что с патронами в роте совсем «жопа», думаю, они сегодня не сунутся. Мы не трусы, а боевое подразделение, они это поняли.
– А вертушки? – удивился я. – Почему вертолетом не забросить нам помощь?
– Вертолетчики после обстрелов из ДШК не хотят сюда соваться. Тем более что ни убитых, ни раненых тут нет. Сейчас позавтракаем и будем наблюдать за окрестностями, греясь на солнышке.
Я жевал сухарь и ковырялся в банке с кашей, наблюдая за часовым. Колесо маячил по склону уже который час.
– Часовой!
– Я!
– Пойди сюда, дружище.
– Да. Слушаю.
Мокрый, грязный, измученный солдат с тоской смотрел мне в глаза.