Рейдовый батальон
Шрифт:
– Да, почти год учился, пока не забрали. А в Афган я добровольцем, сам рапорт писал.
– Придурок!
– Почему?
– Потому что, значит, не я один такой чокнутый «дятел». Есть еще добровольцы на этой войне.
Солдатик грустно засмеялся.
– Как зовут тебя, не помню?
– Витька.
– Эх, Витька-Витька, Виктор – победитель! Мойся, стирайся, не унывай, не отчаивайся, и все будет хорошо. Домой вместе уедем. Понял?
– Понял, товарищ лейтенант!
– Чего
– Командир роты зовет.
– В Кабул? В медсанбат? К своей малярийной инфекции?
– Нет, на высоту, на КП роты.
– На высоте сидит зам. комроты. Но вообще, ты прав, в данный момент он – ротный. «И. о. ротного» не звучит, а зам. комроты не понятно, ведь я тоже зам. ротного.
– Вы же замполит?
– Эх, Витька, это и есть зам, но только по политической части.
– Понятно, а я думал, как это «замполит»?
– Не поймешь: где тебя готовили и чему учили? Ни стрелять не умеешь, ни обратиться, как положено. Чего это «длинному» нужно от меня?
– Не знаю, он не сказал. А мы вместо подготовки в Туркмении дома строили.
– Да это я так, сам с собой рассуждаю. Знаю сам, как обучают, участвовал в этом процессе. Ну, иди, скажи: сейчас приду.
Грошиков встретил меня радостно.
– Ник! Жив и не ранен! Везучий! Как они все старались и лупили по тебе. Живучий, гад!
– А ты что хотел, что б попали?
– Что ты, что ты! Собирать тебя надо было бы по частям. Вниз тащить. Головная боль только лишняя и морока. Живи.
– Сволочь ты! Вместо сочувствия – издеваешься.
– Почему же издеваюсь? Я откровенно рад, что ты жив и не являешься в данную минуту «грузом 200».
– А уж как я этому рад, ты и представить не можешь. Это ты, наверное, их на нас навел. Самому до меня не дострелить, да и из вертолета ракетой надежнее!
– Х-ха-ха-ха! Молодец, не унываешь. Но тебе везет. Не убьют – будешь жить! Точно! Это я тебе говорю. Чаю хочешь?
– Чаю, чаю. Надоело уже чай хлебать.
– Ну, извини, водки нет!
– Да не люблю я эту заразу. Я коньяк люблю.
– Вот еще и носом крутит – коньяк подавай.
– Но ведь и водки у тебя нет, да и в этом пекле водку пить – самоубийство!
– Баночку сока хочешь в виде премии за живучесть?
– Конечно, хочу! Спрашиваешь.
Грошиков достал из мешка стограммовую баночку яблочного сока, пробил дырки, и мы распили ее на двоих.
Вдруг раздался сильный грохот. В долине, где ползала наша техника, к небу взметнулся столб черного дыма и пыли. Сергей схватил наушники радиостанции и стал напряженно вслушиваться в эфир.
Повернувшись ко мне, с побледневшим лицом произнес:
– МТЛБ на куски. Старший лейтенант Быковский и еще два «карандаша». Всех грохнуло. Фугас! Суки!
Я бежал к взводу и соображал: «Сашка! Сашка! Мы ведь почти вместе в полк приехали. Такой здоровый парень, жизнерадостный! И вот его нет. А ведь еще пару дней назад за одним столом завтракали в столовке, анекдоты травили. Фугас заложили солидный – метров на тридцать столб дыма поднялся».
Комбат спросил, как обстановка, как дела, как самочувствие после обстрела вертолетами. Приказал усилить наблюдение, повысить бдительность и т. д. и т. п.
Ночь прошла спокойно, день – тоже. Сходил к Корнилову, поиграли в карты, поболтали.
– С-слушай, Ника, душа требует разрядки. Пострелять, что ли, в ущелье? А то по нам лупили, а мы даже ни р-разу не выстрелили.
– Давай сделаем так: часов в двенадцать ночи из всех стволов жахнем в ущелье. Сначала я, потом ты поддержишь. Для успокоения нервов. А то у меня на душе так гадко.
– Д-давай. Повеселимся.
Ровно в полночь со всех постов принялись молотить в ущелье, с Саниной задачи также присоединились все огневые точки. Постреляли минут пять, пустили для вида пару осветительных ракет. Тут на связь вышел комбат.
– Что за стрельба?
– Да часовой что-то в лощине заметил, – ответил я.
– Ну, так вот, в пять часов сбор, на точке оставить по одному бойцу тебе и соседу. Проходишь мимо него, и все вместе – на мое КП. Полная выкладка, ничего не оставлять. Развеетесь, прогуляетесь, заодно и проверите, что в лощине творится. Времени на передвижение – один час. Опоздаете – будете тренироваться. Сейчас оружие почистить. Прием.
– Вас поняли, – вздохнул я и отправился к Корнилову.
– Ну попали, завтра «вдует» на всю катушку. Короче, говорим, что тебе тоже было видно какое-то движение.
– Да, понятно-понятно. Почудилось, – согласился Сашка.
– Почудилось, причудилось, привиделось. Но вот, скажу тебе: пару магазинов выпустил, швырнул гранату, хоть знал, что никого внизу нет, а чуть-чуть на душе после гибели наших полегчало. Вроде как будто кого-то завалили.
– Мне т-тоже полегче стало. Ну что, утром в путь?
– Жди, только не стреляй в меня!
В пять утра бойцы засуетились, подгоняемые двумя сержантами. Все барахло сложили еще с ночи. Осталось только бушлаты да плащ-накидки приторочить к мешкам.
И в путь. В предрассветных сумерках идти неудобно. Кроссовки скользят по сырым камням, идем, то и дело спотыкаясь и чертыхаясь.
Дубино костерил на чем свет стоит себя, солдат, комбата. Меня тактично не упоминал.
Корнилов с взводом уже ждал, сидя на мешках.
– Ну, погнали?