Рейдовый батальон
Шрифт:
– Ну что все злые и приуныли? Веселее, жизнь продолжается! Замполь, не докладывай, сами разберемся. Лейтенант Ветишин! Ты у нас всего на один боевой выход, что будет дальше, не знаю, но будь внимателен! Почему-то «мусульмане» тебя невзлюбили. Наверное, очень молодо выглядишь, не чувствуют командира! Малейшее неповиновение – давить в зародыше! Ну, с Богом! Выводить взвода на строевой смотр.
Бамианская мясорубка
В этом районе полк не работал ни разу, территорию
Вертолетами выбросили нас рано утром в центр горного хребта. Начиналось все хорошо. Солнышко, сверчки, ветерок, тишина. Выползли на задачу, когда было еще прохладно, закрепились, залегли. Ротному растянули над укрытием плащ-палатку: тень под палящими лучами – это великая вещь.
– Замполит, заползай, отдохнем пока!
– Да я с бойцами пойду, осмотрю склоны, может быть?
– Ну, осмотри. Молодость, все несет тебя куда-нибудь, мину на ноги ищешь.
Побив кроссовки о камни, обойдя взводные опорные пункты и разомлев от нахлынувшей жары, двинулся обратно. Когда вернулся назад, то сразу спрятался в спасительную тень укрытия командира.
В стороне от нас начался бой.
– Что там, Иван?
– Да Василия Ивановича молотят! Комбат с третьей ротой нарвался на «духов», укрепрайон штурмует. Орет, вертолеты вызывает. Посмотри в бинокль, – и протянул его мне.
Напротив друг друга возвышалось две вершины. На одной были наши, через распадок – «духи». «Духи» били из безоткатного орудия и гранатометов. Наши – из двух АГСов и миномета. Пулеметы работали без остановок. Бой разгорался все сильнее.
– Нас не вызывают?
– Нет, сказано наблюдать за левым флангом.
– Потери есть?
– Есть. И раненые, и убитые. Иваныч и Женька-ротный голосят по связи. Сейчас артиллерия заработает.
Артиллерия наконец-то накрыла высоту, однако стрельба не уменьшилась, не стихла. Разрывы ложились по всему укрепрайону мятежников, но им уходить в светлое время возможности не было. На открытом месте уничтожим быстрее. В промежутках, когда прекращала огонь артиллерия, на высоту заходили вертолеты и били, били, били. Вертолеты сменяли штурмовики, и вновь артиллерия.
– Товарищ командир, кто-то идет к нам, – в укрытие засунул голову Витька Свекольников.
Мы вылезли и увидели проходящих мимо бойцов, но не из нашего полка. Они с завистью глядели в нашу сторону: им-то еще предстояло топать. Молча прошли они мимо, не останавливаясь и не задерживаясь ни на минуту.
– Это восемьдесят первый, – уверенно сказал ротный. – На карте комбата видел у них задачу – одна точка за нами, какой-то дурак запланировал. Ложимся, отдыхаем.
Третья рота продолжала бой, а нам везло. Если б знать заранее, что эта тишина подла и обманчива…
Где-то вдали с другой стороны тоже постреливали, но как-то вяло. Солнце и легкий ветерок, спокойствие и забытье. Навалилась обволакивающая дремота. Веки тяжелели, мозги тупели, голова,
Тишина, спокойствие…
– Командир! Командир!!! – дикий вопль разбудил нас в укрытии. Перед эспээсом на коленях стоял солдат и что-то визжал несвязное.
– Ты кто? Чего орешь? – спросил, продирая глаза, ротный.
– Я Джумаев. Мы мимо вас проходили. Пятая рота восемьдесят первого, спасайте! Там всех убивают!!! – Лицо солдата, серое от пыли и залитое потом, было перекошено от ужаса.
– Как убивают, кого? Стрельбы нет никакой, – удивился я.
– Вам не слышно, но там почти всех наших убили и ранили «духи».
– Чего же связь молчит? Где командир? – заорал Кавун.
– Убит, нас окружили, помогите, это рядом, совсем рядом, – продолжал верещать солдат.
– Рота, подъем! Первый и второй взвод, за мной, Сизый и ГПВ – с нами! Остается третий – наблюдать!
Солдаты схватили оружие, боеприпасы, и мы помчались вместе с Джумаевым на помощь гибнущим. На ходу ротный доложил по связи обстановку, матеря командование соседей.
Перебежав через хребет и лощину, мы попали под прицельный огонь, «духи» стреляли издалека.
На небольшом пятачке за грудой камней лежал солдат и поливал автоматным огнем противника, чуть выше стрелял еще один боец. «Духи» отвечали гораздо более плотным огнем, били с хребта напротив и сверху по нашему склону.
Пули с визгом улетали вверх, ударяясь о камни, голову поднять было совершенно невозможно. Страшная картина открылась передо мной.
Солдаты лежали вдоль спуска, окровавленные, без признаков жизни, мешки и оружие валялись тут и там. Я подполз к одному телу, потрогал его безжизненную руку, заглянул в лицо. Глаза открыты, в них – бесконечность и боль, смерть. Солдат лежал холодный, безмолвный.
Отмучился. Рядом валялась снайперская винтовка. Отложив автомат и взяв ее, посмотрел в прицел. На большом валуне через ущелье стоял бородатый мятежник и что-то орал, размахивая автоматом. Приплясывая на камне, он время от времени стрелял в нашу сторону.
«Оборзел, козлина», – подумал я, прицеливаясь. Бабах – и вместе с выстрелом удар, словно кто-то злобно врезал мне кулаком в глаз. На прицеле не было смягчающей резинки наглазника. Прицел вместе с отдачей ударил прямо в бровь. Держась за глаз, я потихоньку завыл от боли.
– Ты ранен? – подползая ко мне, встревоженно спросил взводный Сережка Ветишин. – Что случилось?
– Да, вот эта херня, зараза, в глаз. Посмотри, на выступе был «дух».
– Был. Теперь под валуном лежит. Вон еще один бежит к нему. – И Серега, прицелившись, стрельнул.
– А-а-а, у-у-у. Твою мать, больно! – закричал Серега, бросил винтовку и тоже схватился за лицо.
Он взглянул в бинокль и расплылся в улыбке.
– Еще один лег! К черту эту снайперку, все глаза по-вышибаем. – И Ветишин потер бровь.