Рейхсколдун
Шрифт:
— Ну, пусть побеседует, конечно — пожала плечами Катя — дядька Ермил сегодня в городе, собирался и ко мне заскочить.
— Кстати — Фрейя замерла, словно ей в голову только что пришла какая-то идея. — Он же леса окрестные хорошо знает?
Катя присвистнула:
— Он свои пять пальцев хуже знает, чем эти леса. Я же говорю, что он, что звери лесные — все едино, только что он еще и разговаривать умеет. А что?
— Эта красная свинья, Михаил Поляков, сдала нам несколько точек, в лесу, где базируются красные банды. Самое крупное их логово — в болотах к северо-востоку от Иженбурга, откуда они постоянно пытаются перерезать железнодорожное сообщения между городом и Воткинском. К ним собирался бежать Поляков вместе с тобой, они должны были помочь ему обойти Воткинск к другим партизанам которые вывели бы его к Перми. Мы знаем примерно, где их гнездо, но без проводника в эти топи мы не сунемся. Вот пусть твой дядька и проведет туда зондеркоманду. С ними можно отправить и Шернера — как раз и познакомятся поближе.
— Хорошо — кивнула Катя — я поговорю с ним, думаю, дядя не откажется.
— Кстати — усмехнулась Фрейя — от того как он себя покажет там во многом зависит его дальнейшая карьера.
— В смысле? — настороженно спросила Катя.
— Наш
— Сейчас не все помнят Хозяев — заметила Катя — а уж обряды их тем более.
— Не волнуйся — снисходительно усмехнулась Фрейя — ты даже не представляешь какие чудеса творит умело поставленная пропаганда и какая богатая фантазия у рейхсфюрера. Представляешь он всерьез считал что правы были тевтонцы, утверждавшие, что зачатые на кладбищах дети наполняются духом и мужеством погребенных там воинов. Нашим «Рыцарям Черного ордена» предписывается совокупляться около могил старинных германских дворянских и рыцарских родов. И ведь многие эсэсовцы отнеслись к этому вполне серьезно. Неужели ты думаешь, что ваши крестьяне, а потом и горожане, не вспомнят тех, кого их предки знали намного лучше, чем библейских персонажей. Так что все будет как надо. Но на этом еще все не закончится.
Фрейя пододвинулась поближе к Кате, прижалась к ней вплотную и горячо зашептала прямо ей в ухо.
— Вожди Рейха живут прошлым. Для них эта война — всего лишь способ взять реванш за прошлое поражение. Гиммлер смотрит немного дальше, дальше самого фюрера — он хочет создать Европейскую конфедерацию равноправных народов, Империю Нового Средневековья. Но ее не построить со старыми кадрами, с теми кто волочет за собой хлам моральных догм, национальных и религиозных предрассудков. Даже сам Гиммлер от них отнюдь не свободен. Ну, ты же сама видишь — даже мне пришлось сбежать в эту глушь, чтобы не попасть в Равенсбрюк с черным треугольником на лагерной робе. И все из-за того, что я позволила себе некоторые… вольности в Париже. А это кошмарное «кирхен, киндер, кюхен», а это пещерное отношение к эротике — Фрейя закатила глаза — настоящая немецкая женщина не может иметь какой-либо эротики во внешности и мозгов в голове, она скромная домохозяйка, в юбке до середины икр и кружевном воротничке! Лени Рифеншталь везде сует своих мускулистых голых мужиков вместе с абсолютно несексуальными женщинами, а потом удивляемся Рему и ему подобным. Постоянные компромиссы с церковью, узколобый национализм, из-за которого мы даже голландцев со скандинавами норовили записать в людей второго сорта, вечно половинчатый подход к воскрешению германской духовности. Как можно строить с таким ханжеским пониманием новую Европу, если кое в чем мы делаем шаг назад даже по сравнению с западными плутократиями и большевиками? Нет уж — пускай мертвые хоронят своих мертвецов. Первый камень в здание Новой Европы будет заложен на Востоке, Россия станет для нас новой Америкой, куда хлынут самые инициативные, предприимчивые, деятельные люди которым тесно в затхлых клетках государств старой Европы. Конечно, это привлечет ивсякое отребье, вроде того которым командует Дирлевангер, но это, к сожалению, неизбежно — освобождение от оков старой морали неизбежно предполагает и появление таких вот выродков. Это даже хорошо, что они есть — значит все идет как надо. Именно здесьбудет соединена архаика и футуризм, мощь новейших технологий и дремучие суеверия прошлого. Русский, немец, англичанин, казак, удмурт — все смогут участвовать в строительстве нового общества, все ограничения отомрут, как нелепые штампы пришедшие из прошлого. Здесь на Востоке произойдет полное освобождение от «химеры называемой совестью», здесь будут отменены все законы и правила, кроме одного…
— Наше желание — вот единственный закон — вдруг произнесла Катя и улыбнулась — Мне нравится.
Фрейя оборвала свою страстную речь на полуслове и оторопело посмотрела на свою любовницу:
— Где ты услышала эту фразу?
— Нигде — пожала
Немка несколько обалдело посмотрела на нее, молча подошла к портфелю небрежно брошенному ей на стул, достала оттуда небольшую тонкую книгу в черном переплете с красной окантовкой.
— Эту книгу только недавно перевели на русский, по моему личному указанию — сказала она, бережно держа ее в руках. — Для меня этот человек даже больший авторитет, чем фюрер. Вот уж не думала, что деревенская ведьма повторить главную догму, величайшего из магов нескольких последних столетий. — Фрейя покрутила головой. — В Рейхе сейчас преследуют его последователей, так что я думаю, в скором времени они появятся и на Востоке — с этими словами она протянула книгу девушке — Здесь собраны самые важные труды.
Катя непонимающе посмотрела на немку, пожала плечами и взяла из ее рук книгу. На черной обложке мелькнули вытесненные золотом латинские буквы «Liber AL vel Legis» и русский перевод: «Книга Закона». Выше чуть более мелкими буквами было вытеснено имя автора «Алистер Кроули». Катя наугад открыла книгу и прочла первые попавшиеся строки:
«Это будет единственным твоим доказательством. Я запрещаю споры. Завоёвывай! Этого достаточно. Я облегчу тебе извлечение из дурно устроенного дома в Победоносном Граде. Ты сам доставишь её с почестями, о пророк, хоть это тебе и не по нраву. Тебя ждут опасности и заботы. Ра-Гор-Ху с тобою. Поклоняйтесь мне огнём и кровью; мечами и пиками поклоняйтесь мне. Да препояшется жена мечём предо мною, пусть льётся кровь во имя моё! Попирай Варваров; нападай на них, о воин, я дам тебе есть от плоти их!».
— Руководствуясь законом военного времени, именем Верховного главнокомандующего, генерального секретаря ЦК ВКП (б) Иосифа Сталина и от всего советского народа, я объявляю приговор народных мстителей фашистским захватчикам и их прихвостням, — невысокий щуплый человечек в засаленной гимнастерке с каким-то крысиным лицом обвел всех присутствующих торжествующим взглядом. — Смерть фашистским гадам! — неожиданно громко выкрикнул он — Лютая смерть предателям! — он небрежно махнул рукой нескольким крепким парням. Те без лишних слов ухватили одного из пленных: молодого парня в серой форме солдата Вермахта, связанного добротными толстыми веревками — только ноги ниже колен оказались свободными. Подхватив его с двух сторон мужчины протащили его к края поляны где другие молодые ребята, перекидываясь смешками и сальными шутками притягивали к земле верхушки двух молодых сосенок. К их вершине были привязаны длинные канаты, продетые под стволом огромной, поваленной бурей, сосны. Виток за виток прокручивая канаты вокруг толстых сучьев, мужчины заставляли деревья пригибаться все ниже и ниже. Когда вершины сосенок коснулись земли, к ним был подведен пленный и грубо повален на землю. Бородатый мужик с рябым лицом и сальными черными волосами ловко захлестнул веревочные петли возле лодыжек солдата, после чего выпрямился и, осклабившись, махнул рукой остальным. Двое партизан ударили острыми ножами по туго натянутым верёвкам. Тут же высвободились верхушкисосен, упруго взлетев вверх, раздался нечеловеческий крик. Вниз по листьям струилась кровь, сыпались внутренности, кишки вывалились и растянулись вниз едва ли не до земли. На нескольких молодых деревцах стоявших рядом тоже болтались разорванные пополам человеческие тела — предыдущие жертвы.
Щуплый человечек рассмеялся тонким голосом и посмотрел на выстроившихся вдоль поляны связанных пленных — не менее десяти человек еще осталось. Большинство из них были русскими, хотя были и немецкие солдаты. Командир партизанского отряда «Кама» Федор Медутин мог быть доволен — недавний рейд оказался весьма удачным. Несколько партизанских отрядов действовавших в лесах между Ижевском и Воткинском объединились для того, чтобы атаковать окрестные деревни, крестьяне которых в последнее время совсем разуверились в возможность победы РККА, впадая в самый злостный коллаборационизм. В помощь «народным мстителям» втайне через Урал был переброшен, вооруженный до зубов, отряд бойцов из НКВД, под руководством легендарного комбрига Павла Волюпенко. Партизанские отряды свалилась как снег на голову сжигая деревни, вырезая местное население, не особенно выделяя правых и виноватых. Лишь в одной из деревень им было оказано более-менее серьезное сопротивление — где находился на постое небольшой немецкий отряд. После короткого, но ожесточенного боя партизаны одержали победу, деревня сожжена, немногие оставшиеся в живых немцы и полицаи захвачены в плен. Торжествуя победу Медутин приказал своим бойцам отходит на базу — расположенный среди густых лесов и топких болот схрон «Камы» считался почти неприступным укрытием. Вместе с ними отступили и бойцы из других партизанских отрядов, пожелавших пока отсидеться в безопасности — до тех пор, пока обозленные немцы и полицаи не перестанут рыскать по окрестностям. Пленных требовали порешить на месте, однако Медутин решил иначе. Он считал себя образованным человеком и счел, что «народный суд» над захватчиками должен походить на то, как в глубокой древности такие же непокорные лесные жители карали тогдашних захватчиков с запада и их местных пособников.
Федор кивнул партизанам и те сноровисто выхватили из шеренги пленных очередного бойца — на этот раз явно русского — курносого, с льняными волосами и веснушчатым лицом, в слишком большой для него форме — советской, но со снятыми знаками различия и нашивкой «Polizei». Он испуганно вскрикнул и что-то залепетал обращаясь к своим палачам, но те даже не посмотрели на него — о чем можно говорить с без пяти минут покойником. Медутин даже не стал произносить положенный спич — уже и так все было ясно, да к тому же многие из бойцов потеряли интерес к кровавой потехе. Некоторые из них уже играли в карты у входа в землянки, кто-то дегустировал трофейный шнапс, пулеметчик Иван Куликов — высокий красавец с черными «цыганскими» кудрями и перекошенной на бок фуражкой, склонившись к уху радистки Дуньки Патрикеевой, что-то шептал ей на ухо. Дебелая деваха в растрепанной форме краснела и хихикала в кулачок.
Тем временем бойцы уже подтащили молодого полицая к краю поляны принявшись снова пригибать к земле стволы сосенок. Чернобородый партизан связывая пленного, немного отступил назад и не глядя наступил на ветку которая с хрустом переломилась. Медутин еще как-то мимоходом отметил — почему треск сломавшейся ветки получился таким громким? Но не успел он удивится как партизан, вдруг выпустил из рук веревку и застыл на месте, потом закачался и рухнул на землю, словно поваленное дерево. В груди у него зияла круглая дырка из которой толчками выплескивалась кровь.