Рейнеке-лис
Шрифт:
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
Когда на следующий день Рейнеке и Гримбарт шагали по привольной широкой степи, направляясь ко двору короля, лис вдруг воскликнул с веселым задором:
— Чует мое сердце, что и на этот раз все обойдется отлично! Однако, мой милый племянник, с тех пор как я исповедовался перед вами, я опять много грешил. Мне нужно снова открыть перед вами душу. Вот послушайте. Я ухитрился получить котомку из куска шкуры медведя Брауна, которую содрали с него по приказу самой королевы. С ее же согласия с ног волка и волчицы стянули для меня по паре сапожек. Все это я
Однажды я и волк Изергим шли куда-то по своим делам и увидели в поле кобылу с жеребенком. Изергим, как всегда, был очень голоден и попросил меня:
«Узнайте-ка, не согласится ли кобыла продать мне жеребенка и сколько бы она за него взяла?»
«Ладно», — отвечаю ему. Прошел к лошади и выкинул такую шуточку. «Госпожа кобыла, — говорю вежливо, — жеребеночек этот, как видно, ваш собственный? Простите за любопытство, а не продается ли он?»
«Что же, — отвечает она, — я, пожалуй, уступлю его за хорошую цену. Эту цену, любезный, вы можете прочесть сами: она обозначена у меня под задним правым копытом».
Я сразу смекнул, что это значит, и говорю:
«Признаюсь я вам, что я мало успел и в чтении и в письме. Да и ребеночка вашего я приглядел не для себя. Это мой друг Изергим хочет его приобрести, но постеснялся спросить вас об этом».
«Пусть, — отвечает кобыла, — он сам придет. Тогда мы договоримся о цене».
Я ушел и рассказал волку, что кобыла согласна продать жеребенка и что цена обозначена у нее на правом заднем копыте.
«К моему огорчению, — добавил я, — я не смог ее прочесть, потому что ни читать, ни писать меня не учили. Вы знаете, как часто приходится мне страдать из-за моей неграмотности. Так что придется вам выяснить цену самому. Авось вы разберете, что у нее там написано…»
«Было бы странно, — ответил мне волк с гордым видом, — если б я не разобрал! Я знаю немецкий, латынь, итальянский и даже французский языки! Ведь когда-то я учился в университете у знаменитых ученых и сам имею ученое звание. Я разберусь в любом документе не хуже, чем в собственном имени! Не беспокойтесь — мордой в грязь я не ударю!»
Подошел он к госпоже кобыле и спрашивает, по своему обыкновению, очень грубо:
«Эй, вы, послушайте! Сколько стоит ваш жеребенок? Но только без лишнего!»
«Извольте, почтенный, — отвечает она, — прочесть цену у меня под правым задним копытом».
«Так покажите мне ее!» — проворчал нетерпеливо волк, а кобыла ему:
«Смотрите!»
Подняла она из травы ножку, а на ножке у нее — новенькая
С добрый час провалялся Изергим без памяти, пока не пришел в себя и не завыл по-собачьи. А я подошел к нему и спрашиваю:
«Где же кобыла, дядюшка, и вкусен ли был жеребенок? Стыдитесь, дядя! Сами наелись, а про меня забыли. Долго же вы спали после обеда! А что все-таки было написано под ее задним копытом? Ведь вы такой великий ученый!»
«Ах, — вздохнул он, — вы еще издеваетесь?! Как же мне сегодня не повезло! О длинноногая кляча! Копыто ее было подковано! Шесть шипов на копыте — шесть ран на моей голове! Вот какова цена жеребенку!»
Еле он, несчастный, тогда выжил!..
Теперь, дорогой мой племянник, я признался вам во всем. Неизвестно, что решат в королевском суде, но исповедью я облегчил свою грешную душу. Простите же мои грехи и скажите, как мне исправиться.
— Что ж, — ответил Гримбарт, — мертвецы не воскреснут! Но все же я как служитель господа бога отпускаю вам грехи, потому что враги ваши сильны, и кто знает, как окончится ваше дело: может быть, и очень печально. Вероятно, вам прежде всего припомнят голову зайца. Согласитесь, что с вашей стороны было непростительной дерзостью так дразнить государя. За это вы можете поплатиться, и даже очень!
— Вот уж нисколько! — самоуверенно отозвался рыжий пройдоха. — В сущности, заяц сам был виноват! Он всегда меня искушал: все время мельтешил у меня перед глазами, такой жирненький, такой аппетитный! Вот я и поддался соблазну — зарезал его. Да и Бэллину я тоже не желал добра. Оба они были достаточно грубы и глупы. Зачем же мне было церемониться с ними? Я согласен, что ближних надо уважать и любить. Но таких, как они, я ни уважать, ни любить не умею. Ведь и баран и заяц были совершенно не способны к какому-нибудь делу.
Ах, дорогой племянник, посмотрите лучше, что это творится на белом свете! Хоть мы и пикнуть не смеем, да многое видим и кое-что соображаем. Возьмем, к примеру, нашего обожаемого короля. Грабить он умеет не хуже других, а что не захватит сам, то оставляет медведю и волку. Он, видите ли, вправе так поступать! И ведь никто не осмелится сказать ему правду. Молчат и наши «святые отцы» — попы разных мастей. А почему? Да потому, что кто ничего, мол, не слышит и не видит, того не обидят! Наш государь — лев, и хватка у него воистину львиная: что ему приглянется, на то и наложит лапу. Мы для него — свои, поэтому наше он тоже считает своим.
Признает он только тех, кто является к нему с хорошим подношением и пляшет под его дудку. А то, что волк и медведь снова сидят в королевском совете, испортит очень многих. Ведь они бессовестно воруют и грабят, а состоят в любимчиках. Если же такой горемыка, как Рейнеке, стянет цыпленка, на него сразу же все ополчаются, хватают и приговаривают к смерти. Как говорится, мелких воришек — вешать, крупных грабителей наградами тешить. Вот так мы все глубже погружаемся в пучину зла. Сплетни, обман, клевета, предательство, ложные клятвы, воровство, грабеж и разбой — повсюду только об этом и слышишь! А заговоришь с кем-нибудь каждый в ответ лишь отмахивается.