Рейс в Обитель Покинутых
Шрифт:
— Он спас мне жизнь. Я хочу отплатить ему тем же. И ты не сможешь меня остановить.
— Я попытаюсь, — бескровные губы неваски искривились в усмешке. — Впрочем, даже если ты сможешь одолеть меня, самым большим препятствием станет он сам.
Неваска сделала шаг назад, а потом вдруг бросилась вперёд. Сни-Жанна не успела увернуться. Когда их тела соприкоснулись, она ощутила смертельный холод, такой, при котором замерзают даже мысли. Её собеседница исчезла, растворившись без следа. А холод, волнами распространяясь по телу, стал целой вселенной.
На Сни-Жанну обрушилась свинцовая усталость, и она обессилено прислонилась
«Если я погибну здесь, что случится с моим телом в реальности? — вяло промелькнула в голове пугающая мысль. — Наверное, я умру. Не хочу умирать».
Едва напрягая замерзающие мышцы, Сни-Жанна повернулась к стене и упёрлась в неё лбом. Теперь гладкая поверхность казалась даже тёплой. Дела были совсем плохи. Оз лежал в той же позе, лёд и снег постепенно поглощали его. В сражении с неваской он потерпел поражение.
«Меня ждёт тоже самое? Я не хочу!!»
Сильное, всепоглощающее желание выжить прогнало сонливость, и Сни-Жанна из последних сил принялась перебирать варианты.
«Как победить того, кто никогда не был живым? Неваска — порождение ненависти Оза. Как я могу с ней бороться? Ненависть…»
Что такое ненависть, Сни-Жанна знала не понаслышке. Общинники, несмотря на культ ценности человеческой жизни, умели ненавидеть и делали это с полной отдачей. Сни-Жанну в Снежбурге не любили, она была нелюдимой, ни с кем, кроме Васса, не общалась, её считали странной. А любая странность для общинников уже была причиной ненавидеть. Конечно, первое время, особенно после смерти отчима, она пыталась бороться с ненавистью, чтобы влиться в коллектив, но тщетно. Она была другой, и люди вокруг это подсознательно чувствовали, поэтому боялись и ненавидели. Уже в довольно юном возрасте Сни-Жанна поняла, что бороться с чужой ненавистью бессмысленно, любое противодействие возвращалось сторицей, ей осталось лишь принять и отпустить. Принять. Отпустить.
«Вот оно!»
Неваска внутри её тела билась в замкнутом пространстве, пытаясь вырваться наружу и оставить после себя лишь ледяную пустошь. Сни-Жанна осознала, что всё это время продолжала удерживать внутренние барьеры, пытаясь то ли пленить неваску, то ли не дать ей проникнуть глубже. Это не помогало, вызывая боль и заставляя её биться всё сильнее и яростнее.
Принять.
Сни-Жанна глубоко вздохнула, не ощущая холода снаружи, и попыталась принять происходящее. Ощутить неваску частью себя. Это оказалось несложно, потому что Сни-Жанна уже не чувствовала, где кончается она и начинается всепоглощающий холод. А вот опустить барьеры оказалось не так просто. Казалось, они срослись со Сни-Жанной, стали её неотъемлемой частью. Она понимала, что нужно раскрыться, дать неваске пройти насквозь, словно воде сквозь пальцы, но было страшно, так страшно, что хотелось, наоборот, вцепиться и сделать их ещё крепче и больше. Подсознательно Сни-Жанна так и поступала, но от этого становилось лишь холоднее и больнее. Неваска, сталкиваясь с барьерами, набирала силу, распространяясь
Сни-Жанна с трудом приоткрыла глаза, поняв, что её лицо уже покрылось тонкой ледяной коркой. Оз умирал. Скрючившись так, что уже стал походить на шар, он на глазах обрастал льдом. И это подействовало. Сни-Жанна разжала обледеневшие губы, со свистом втянула в себя показавшийся горячим воздух и усилием воли расслабилась. Её колени тотчас подогнулись, и она сползла вниз, не упав только потому, что прижималась к стене лбом. Внутренние барьеры вздрогнули и, повинуясь нечеловеческому усилию, взорвались изнутри.
— Я тебя отпускаю! Слышишь?
Неваска, не встретив сопротивления, вырвалась наружу. Сни-Жанна ощутила каждый её порыв как часть себя. Сразу же к ней пришло облегчение, боль отступила, и на Сни-Жанну обрушилось животворящее тепло. Неваска заревела, попыталась вернуться, накинуться, разорвать в клочья, но пролетела сквозь её тело, не причинив ни малейшего вреда.
— Ты не имеешь надо мной власти, — громко сказала Сни-Жанна и от облегчения рассмеялась.
Под грудью, в районе солнечного сплетения, поселилось тепло, быстро распространившееся по всему телу. Волшебство заполнило каждую клеточку и ощущалось так полно, как никогда раньше, как будто борьба с неваской разрушила плотину и бурный волшебный поток разливался сейчас не только внутри, но и снаружи. Сни-Жанна открыла глаза и с удивлением увидела, что её кожа светится. Тёплый золотистый свет разгонял белую мглу вокруг и притягивал синие искры, которые тянулись к нему, как мотыльки к фонарю. Сни-Жанна протянула руку, коснулась невидимой стены, и она рассыпалась белёсым пеплом, тотчас унесённым сильным порывом.
Неваска взревела ураганным ветром и набросилась на две человеческие фигуры жалящими ледяными осколками. Но они этого даже не почувствовали. Золотистый свет стал для них лучшим щитом.
— Ты не виноват, слышишь? — прошептала Сни-Жанна и протянула вперёд руку.
Когда лица Оза коснулся её свет, ледяная маска покрылась трещинами и начала таять. Он слепо повернул голову сначала в одну сторону, а потом в другую, нашёл источник тепла и попытался открыть заледеневшие веки.
— Отпусти прошлое… — прошептала Сни-Жанна первое, что пришло ей в голову.
Раздался треск. Оз с трудом, преодолевая сопротивление ледяной корки, поднял руку, что есть силы сжал пальцы Сни-Жанны и прижался к ней щекой.
— Это ты? — проскрипел он, греясь в ласковом, тёплом свете. — Прости меня, Лирана, я не знал, что так будет. Я не хотел. Прости меня, Мира. Я не смог защитить тебя.
— Ты не виноват, — сказала Сни-Жанна и чуть слышно выдохнула.
Ей не хотелось вводить его в заблуждение, но Оз держал её пальцы так бережно и так нежно, будто они были величайшим сокровищем.
— Я виноват! — его голос дрожал и срывался. — Я должен был предугадать, защитить. Сделать всё что угодно, чтобы ты жила. Я… я не достоин твоего прощения. — Он разжал пальцы и опустил голову, его рука плетью повисла вдоль туловища. — Я не смею даже смотреть на тебя.
— Ты сделал всё, что мог. Я не сержусь на тебя, — Сни-Жанна говорила и всё лучше понимала, что этот спор может продолжаться бесконечно. — Я прощаю тебя…
— Как всегда, великодушна, — его голос задрожал. — Но я себя простить не могу. Я… я ненавижу себя.