Резервация.Третий эпизод
Шрифт:
– Думаешь только здесь? – переспросил Индус. – Из какого-то ты квартала?
– Я жил за мостом. Там теперь Чистые.
– Мост горел…
– Я знаю…
– С людьми!
– Знаю!
– Его подожгли Чистые!
– добавил Индус. – Те, кто теперь в их рядах.
– Никто не знает наверняка, - ответил Гай.
– Все давно известно!
Пропаганда. Информационная война. Каждая сторона валит друг на друга ведра кровавых помоев. А потом вооруженные люди топчутся в этих помоях, прикрываясь правым делом. И каждый,
– Ты как? – спросил Гай у Антона.
– Нормально, - ответил тот, вытирая кровь с лица.
– Ты когда-нибудь убивал людей, Гай? – спросил Индус с интересом.
– Спроси, что полегче у полицейского…
– Нет. Не там – тут, - Индус белоснежно улыбнулся. – Убивал, когда был гражданином резервации?
– Нет, - коротко ответил Гай.
– Я спрашиваю, потому что ты bhediya(хинди.Волк). Ты бы смог! В тебе чувствуется стержень, резервация тебя озлобила и закалила. Ты был бы настоящим солдатом сопротивления.
– Main nahin maara (хинди. Я не убивал), - еле слышно сказал Гай.
– Я знаю, - ответил Индус весело. – Иначе, как бы ты оказался в Голдтауне, правда?
Антон посмотрел на напарника. Тот сидел, тяжело дыша, опустив взгляд. Но то была не усталость, а злость. Чертовы ублюдки знали, куда надавить.
Эти люди, - подумал Антон, - они знают. Чувствуют змей внутри. Потому что у самих полные желудки этих ползучих гадов. Они хотят, чтобы они полезли из Гая, и начали жрать всех подряд.
Машину трясло. Она вся скрипела и шевелилась, будто живая. Отвал взрезал песчаные дюны, как волнорез. Разбивал спекшиеся куски песка вдребезги. И вся эта каша, гонимая ветром, обрушивалась на лобовик автомобиля разъяренным цунами. Но монстр, рыча, гнал вперед, и казалось, его нельзя было остановить. Тьма постепенно начинала рассеиваться, где-то сзади занимался рассвет. Тусклый, занесенный песком, он вычерчивал из темноты очертания унылого пейзажа вокруг. Развалин домов в низинах, одиноких деревьев, со скрюченными ветвями, обгрызенного горизонта.
Столько историй было выдумано про закат человечества. И все они были правы, все они были собраны здесь – в этом богом забытом месте. В занесенной песками резервации.
Это место никогда не возродится из пепла. Оно должно быть таким, - подумалось Антону. – Как будто бы мы залезли под кровать, в логово к детским монстрам.
Он бросил в ноги мокрый от крови платок и откинулся на спинку. Ему хотелось спать. Но кровь щипала глаза. От нее слиплись ресницы. Ему необходимо было умыться и глотнуть сладкой воды. Чтобы прийти в себя. Почувствовать себя человеком.
– Антон? – позвал Гай. – Ты как, держишься?
– Угу.
Индус обернулся на голос. Оглядел Антона.
– Наш врач его подлатает. Шрамы украшают…
Ему никто не ответил. Не было сил. И он
Гай думал о Мирре. О детях. О том, что она, наверное, обрывает телефон, разыскивая своего ненаглядного Гая.
Сначала злилась, - подумал он с улыбкой. – А теперь переживает. Уложила детей спать, поцеловала их на ночь, и к телефону. Всю ночь, не смыкая глаз. И с каждым звонком, с каждым выстрелом вхолостую ее сердце замирало. Конечно, она знала, что он до сих пор в резервации. Но так не хотела этому верить…
От мыслей о Мирре у Гая заныло в груди. Они жили вместе девятый год, но он любил ее так же, как в самом начале. Когда они только встретились.
Если мое сердце болит по тебе, значит ли это, что я люблю тебя? – как-то спросил он у нее. Они лежали в постели, в водовороте белых простыней. На Мирриных бедрах подсыхала сперма Гая, а он лежал, прижавшись губами к ее шее. Шептал ей дурацкие вопросы, совсем несвойственные индийцу. Но они жили в Голдтауне, в золотом городе, полном утопических свобод.
– Это значит, что ты еще жив, - сказала она тогда. И рассмеялась.
Теперь Гай знал, что тогда она сказала правду.
Если мое сердце болит по тебе, значит, я еще жив, - подумал он. – И я обязательно вернусь к тебе, чтобы унять эту боль.
Машину тряхнуло и Антон, успевший задремать, дернулся, открыв глаза. Глянул в окно. Они свернули с дороги, черпнув отвалом груду песка.
– Что происходит? – спросил он у Гая.
Дороги тут не было – они ехали по спекшемуся песку, с хрустом ломая его затвердевшую плоть.
– Я не знаю, - ответил Гай.
Они уезжали прочь от жилых кварталов, к маячившим на горизонте развалинам. Антон оглянулся – рой светляков поредел, за ними следовала всего пара машин. Остальные помчались дальше по дороге, не сбавив скорости.
– Куда мы едем? – спросил Антон.
– Увидите, - ответил Индус.
– Чем был так важен Кениг? – задал вопрос Гай. – Что ради него стоило затевать такое?
Индус повернулся к Гаю.
– Можно мне задать тебе тот же вопрос? Чем вам был так важен этот сраный старик? Что у вас там за толерантность такая, что вы, двое мужиков, едете в резервацию за смердящим трупом какого-то ебаного педофила?!
– Мы исполняли приказ, - сказал Гай. – Произошло убийство гражданина Европы на неподконтрольной Альянсу территории…
– Да заткнись ты нахуй со своими формулировками! – оборвал Гая Индус. – Ты ведь жил здесь и знаешь, какая мразь приезжает сюда трахать наших детей! Не твоих, твои теперь за периметром, а наших! Ты ведь не оскотинился, Гай. По глазам вижу. Так какого хуя вам так сдался этот старик?!
– Забудь, - Гай махнул рукой.
– Ты скоро узнаешь, - сказал Индус. – Но вот тебе мое мнение. И как оно тебе, по душе? Ты защищаешь таких, как этот старик. От нас. Как будто мы их тащим сюда силком и подкладываем под них своих детей!