Режим бога (Последний шаг)

Гомонов Сергей

Давно Нэфри не была здесь! Года два, наверное… Или даже три? И это не сравнить с плаванием, где, однажды научившись, уже не разучишься. Сомнения закрались в душу: а стоит ли рисковать? Но она отогнала их. Нет ничего лучше запаха лошади, движения мускулов бегущей лошади, топота копыт лошади. Была это генетическая память или что-то иное, девушка не знала. Стоило увидеть скакуна — и сердце начинало колотиться сильнее, а мышцы сжимались пружиной в предвкушении полета во весь опор.

С семи до двенадцати лет она жила с мамой в Са-Аса, городе на границе Агиза и узлаканской степи Араш-Туромт. Там она посещала маленькую двухэтажную школу — одну из трех в Са-Аса, где и учителя были не по всем предметам, и о существовании

самих предметов девочка узнавала от своей матери; с нею же их и проходила. Все свободное от учебы время Нэфри проживала в седле, а то и без него, верхом на самых бешеных лошадях местных конезаводчиков.

Ее мать знали почти все жители Араш-Туромта и уважали, как большого ученого из большого города, поэтому многие почитали за честь обучать ее дочь верховой езде, стрельбе из пращи на скаку и всевозможным акробатическим трюкам. Развив гибкость и укрепив тело, как настоящий степной житель, Нэфри умела пролезать под брюхом скачущего галопом коня, спрыгивать ему на спину с дерева или из окна второго этажа, вставать на попоне во время бега, попадать точно в цель и еще много чего, совсем не нужного в городе. Еще она умела мериться силами с мальчишками, и те не раз выли от боли, расшибив кулак о мышцы ее брюшного пресса, получив пяткой в нос или деревянным мечом по хребту. Ее даже называли мальчишкой в юбке, хотя юбки она не надевала ни на праздники, ни в школу, да и вообще ненавидела всю женскую атрибутику. А уж высоченная тетовица, что росла во дворе дома, угол в котором снимали тогда они с мамой-археологом, и подавно была ее вторым жилищем. Там она с приятелями строила домик, туда таскала птиц-подранков, и некоторых ей удавалось вылечить и отпустить на волю.

Потом все кончилось. Бабушка заболела и попросила их вернуться в Кемлин. Нэфри была рада увидеть бабушку и свой любимый чердак, забитый антикварной рухлядью, но в глубине души она сильно скучала по Араш-Туромту, лошадям и звездам над тихой ночной степью. Узнав о Затоне, она стала приходить на занятия и очень быстро получила статус тренера. Вскоре она самостоятельно обучала группу новичков-сверстников, удивляя их и других преподавателей-жокеев нездешним мастерством.

Почти ни одной свободной минутки не было у девочки в те годы. Учителя вокала, обнаружив у нее волшебный голос, настояли на ежедневных занятиях — для этого они ухитрились заполучить в союзники Агатти Иссет, мать Нэфри, несмотря на то, что раньше она и слышать ничего не хотела, кроме как об археологической карьере дочки. Однако, чтобы укрепить влияние своей дисциплины на разум дитя, госпожа Иссет стала еще чаще водить Нэфри на геологические, минералогические, исторические и археологические выставки. Кроме всего этого, девушка преуспевала и в Затоне. Что уж удивляться ее совершенной непросвещенности в делах романтических?

До восемнадцати она даже не задумывалась, что может понравиться кому-то как женщина, а не напарник в играх или учебе. В девятнадцать бывший одноклассник, приятель Камро Риза и такой же ветреник, все-таки добился от «неукротимой дочки шамана» поцелуя, а спустя полгода обаял настолько, что они стали близки. Увы: вскоре Нэфри убедилась, что с такой же легкостью и непосредственностью этот красавчик крутит романы и с другими девицами, ни в чем себе не отказывая. Почувствовав себя идиоткой из сопливого фильма для дамской аудитории, Нэфри отчаянно погрузилась в учебу и сумела выдавить из души боль, которую в момент разрыва считала нестерпимой. Только спустя год она узнала от знакомых, что Камро, узнав о причине их ссоры, отнюдь не воспринял это как слезливую сериальную драму, а поймал и сильно поколотил бывшего дружка за предательство подруги. Девушка не ожидала от него такого поступка, ведь он и сам был образцовым повесой.

— Ну и что? — беззаботно сказал тогда Риз, обняв ее за плечи. — Мои девицы —

просто девицы, а ты такая — одна. Будь ты моей девушкой, я перестал бы себя уважать, если бы полез в постель к другой. Так и скажи своим ухажерам: «Будешь иметь дело с Камро, если обидишь его шаманку!»

Шутки шутками, но Риз еще не был уверен в своем умении блюсти верность, а потому, чуть кривя душой, утверждал, что с Нэфри ему куда лучше, как приятельницей.

— В приятелях реже разочаровываются, чем в любимых.

Им так хорошо дружилось втроем — ей, Камро и Ту-Элу! Кто знал, что Эгмон окажется…

«Надо отвезти ему шкатулку и передать Камро электронный адрес Ноиро!» — напомнила она себе.

Они с Веги оставили мотоцикл на стоянке у ворот, а дальше пошли пешком.

— Что у тебя такое тяжелое в рюкзаке? — спросила девочка. — Стучит все время…

— Я попрошу посторожить это кого-нибудь из конюхов. Это по работе.

— Прямо как камни!

Когда Нэфри попросила привести ей наглого рыжего коня, конюх Ювара Латориса едва не лишился дара речи.

— Это вы про Всполоха? — осторожно уточнил он.

— Ага, Прожжо, она про Всполоха! — заливисто рассмеялась Веги, никогда прежде не видевшая старика таким обескураженным.

— А ты, вместо того чтобы заливаться тут, сказала бы госпоже, что с этим протониевым порождением даже твой брат едва ладил!

— А я сказала! — еще пуще рассмеялась девочка. — Я рассказала ей даже ту историю с деревом, но Нэфри у нас смелая.

— Ишь! Нэфри! Имя такое же, как у той девчонки из Узлакана. Помню, она дрессировала малолеток на конюшне Хистиса. Чего только ни творила, хотя мала еще была, вот чуть постарше тебя! А горластая — страх! И свистела, как мальчишка. Тоже Нэфри! Куда делась потом — не знаю…

Нэфри скромно промолчала.

Старый Прожжо привел им двух коней.

— Тебе бы кобылку смирную, — безошибочно оценив физическую форму Веги, посетовал конюх, — да нельзя сейчас кобылок: жеребчики по весне бесятся, а уж этот рыжий Протоний и подавно живьем всех сожрет.

Певица впилась взглядом в рыжего, будто само пламя, точеного жеребца. Он был в точности таким, какой приснился ей в Рельвадо, от челки и до кончика хвоста.

Сухощавый, каждая мышца переливалась под кожей, словно текущая магма, тонконогий, с гордой, блещущей диким взором головой и роскошными гривой и хвостом. Переступит, точно танцор на цыпочках, и тихо ржет в предвкушении галопа.

— А ведь он уже старенький, — сказала Веги, — ему почти десять лет. Разве можно поверить?

— Говорю же вам — он протониево порождение! — проворчал конюх, сам не замечая, с какой лаской поглаживает мощную рыжую грудь Всполоха. — Потому и не старится. Хотя лет пять назад не уговорили бы вы меня его привести. Да я и теперь не знаю, что делать. Смерти ищете? Так вон в речке бы утопились. Я все той истории с твоим братцем забыть не могу, стоил он мне седых волос! Вон, глядите, чего делает!

От нетерпения Всполох уже приплясывал на месте, перемещаясь то вправо, то влево, но по-прежнему легко и бесшумно, будто не на копытах с подковами, а на мягких кошачьих лапах.

Нэфри стянула с плеч рюкзак:

— Пусть пока мои вещи побудут у вас, Прожжо, — и без околичностей взлетела на спину рыжего, даже не коснувшись стремян.

— Ого! — оценил Прожжо, отпустив поводья и беря ее рюкзак. — А может, и сладите…

Всполох возмутился, но схитрил, не желая получить кнутом по крупу, а конюх готов был огреть его в любое мгновение. Жеребец лишь визгливо заржал, обещая много неприятностей нахалке на своей спине, стегнул бешеным взглядом Прожжо с Веги, фыркнул и, пришпоренный, помчался к реке во весь опор.