Режим бога. Эпоха Красной Звезды - 4
Шрифт:
– ----
Собрание заканчивается тем, что мы все дружно перемещаемся в столовую. Разгоряченный народ громко разговаривает, на ходу придумывая какие-то идеи для предстоящего праздника, за обедом царит эйфория, словно мы Госпремию получили. Ага, сталинскую... Клаймичу даже приходится призвать всех к порядку, чтобы народ после обеда отправился работать, а не продолжал митинговать. Вскоре в студии наконец-то воцаряется деловая атмосфера. Правда, ненадолго.
– Товарищ Селезнев - в дверях кабинета появляется дежурный милиционер -
В холле стоит наш старый знакомый - атташе по культуре Билл Прауд. Одет с иголочки, запонки, заколка для галстука... Этому-то чего у себя в посольстве не сидится?! Рядом маячит Сергей Сергеевич. Пристально на меня смотрит. Чуть ли не подмигивает. Шлет мне так сказать невербальный сигнал. КГБ бдит.
Здороваемся с атташе, приглашаю его пройти в кабинет. Проходя мимо новой фотографии на "стене славы", где я в образе Ильича толкаю речь с грузовичка перед американским консульством в Кельне, Прауд притормаживает:
– Виктор, в Кельне… это был экспромт?
– Полнейший! Я-то в этот день всего лишь хотел посмотреть на Кельнский собор.
Атташе несколько секунд смотрит на меня, не мигая, потом осторожно спрашивает
– Зачем тогда был этот призыв «янки гоу хоум»?
– Во-первых, это был единственный способ остановить начинающуюся драку демонстрантов с полицией. Ведь митинг мог закончиться совсем по-другому – кровью и арестами, а так все громко покричали, выпустили пар и мирно разошлись.
– А во-вторых?
– Во-вторых, я действительно считаю, что ваших военных баз в ФРГ многовато, и это еще мягко сказано. Так почему я не имею права высказать свое мнение публично? Или свобода слова только для американцев?
Прауд морщится, но молча проглатывает мой упрек.
– Меня-то как раз больше удивляет неадекватная позиция немецкого МИДа. С чего вдруг такая суета? Ну, высказал один советский спортсмен свое мнение, ну, не совпало оно с точкой зрения властей ФРГ. А высылать-то меня зачем было? Соревнования срывать? И кто в этой ситуации выглядел некрасивее?
– Не надо скромничать. Ты далеко не рядовой советский спортсмен. У тебя же и официальная должность есть?
– И что это принципиально меняет? Моя личная точка зрения в этом вопросе совпадает с официальной – Европу нужно освобождать от оружия. Подписывать договор ОСВ и приступать к делу.
– А хоть в чем-то твое мнение не совпадает с правительственным? – Атташе насмешливо смотрит на меня, видимо надеясь смутить своей подколкой. А я прямо пятой точкой чувствую, как шифрованная телеграмма отправляется в Вашингтон.
– Конечно. Я например считаю, что намечаемые масштабы сокращения вооружений не достаточны. Сокращать нужно все: и ракеты, и танки, и количество баз и личный состав. Хватит уже бряцать оружием в таком густонаселенном регионе, как Центральная Европа!
– И руководство страны в курсе твоих антивоенных настроений?
– Да. Я их и не скрываю – тут я решаю
Американец театрально хлопает себя по лбу, делая вид, что совсем забыл, зачем он приехал, и протягивает мне пакет, в котором лежит видеокассета.
– Я здесь в роли почтового голубя! Майкл переслал для тебя кассету с диппочтой, просил передать ее как можно быстрее.
– А что на ней?
– Вроде бы музыкальный клип, но я не уверен.
Ага, так я тебе и поверил, что ты свой длинный нос туда не засунул. Уж, наверное, каждый кадр рассмотрел с лупой в руках.
– А, так это видимо наш клип «Почтальон», который мы снимали в Лондоне. Вот спасибо!
Переговариваясь, мы поднимаемся наверх и заходим в приемную. Полина Матвеевна на удивление спокойно реагирует на появление американца. Сдержанно здоровается с ним, предлагает кофе. От кофе я сейчас не откажусь, в присутствии этого американского господина голова должна быть ясной, с ним нужно быть начеку. Пока мы ждем напитки, ставлю кассету в видак. С ностальгией смотрю присланную запись. Ощущение, что с ее момента сто лет прошло – таким далеким и каким-то нереальным кажется все происходящее в клипе. А всего-то месяц минул. Оказывается, Горовские сотрудники смонтировали аж два варианта. И оба не плохи. Просто в одном побольше английского антуража, а в другом весь акцент на массовку. Безоговорочно выбираю первый – на мой взгляд, он намного интереснее получился, во втором слишком мельтешат люди, и получается сумбур. Думаю, и Клаймич поддержит меня, мы с ним «смотрим в одну сторону».
После просмотра клипов, мы с Праудом пьем кофе и болтаем. Атташе все пытается выехать на тему Магнуса и теракта в Лондоне. Ходит кругами. Я осторожно сливаюсь с подобного разговора. Да, у Красных Звезд есть фанаты. Теперь и в высшем эшелоне американского истеблишмента. Пишем хорошую музыку. Людям нравится. А уж какие у нас песни!
– Кстати, о песнях - Прауд достает из кейса несколько наших зарубежных пластинок - Тебя не затруднит подписать? Это для сотрудников посольства... Точнее для посла и его детей. Они уже взрослые...
Вижу, что дипломат смущен. Выпрашивать автографы ему не по статусу, а куда денешься? Я с улыбкой расписываюсь. Выглядываю из кабинета и прошу Полину Матвеевну подписать конверты у "звездочек" тоже.
– Ты, Виктор, просто не представляешь размеров своей известности на Западе. У нас в какой кабинет в посольстве не зайди - играет либо Мы мир, либо Почтальон. Итальянские песни тоже очень популярны. Ты кстати, не подумал над нашим предложением?
– Прауд обводит кабинет глазами и театрально прикладывает указательный палец к губам. Явно намекает на разговор с Гором и Вебером. Тот самый разговор, в ходе которого мне предложили "выбрать свободу".