Режим бога. Эпоха Красной Звезды - 4
Шрифт:
– Покажи простым рабочим эти богатства – продолжала девушка – Так они заново Зимний возьмут.
– Мирослава, правильно? Послушай…
– И имя отстойное, мещанское – практически не слушая меня вещала соседка по карнизу – Под старину. А знаешь как меня в институте дразнят?
– Славик? – предположил я
– Точно – девушка вдруг заплакала, уткнулась мне в плечо.
– Ну-ну – я стал поглаживать ее за плечо – Ты из-за чего завелась то? Ведь не из-за родителей. И не из-за дебильного мужского имени
– Парень меня бросил – шмыгнула носом Мирослава – Зачет
Девушка опять заплакала. А я снова погладил ее по хрупким плечам. Жалко девчонку. Попала под каток общественного мнения. Точнее травли. Пока Мирослава вытиралась платком, я тихонько протянул руку с уже надетым наручником и быстрым движением защелкнул второе кольцо на ее руке.
– Да ты что… - девушка дернулась и мы чуть не сверзлись с карниза. Сзади раздался еще один вздох.
– А ключика нет – я показал открытые ладони – Так что если прыгнешь – потянешь меня за собой. И станешь убийцей. Ты Славик готова стать убийцей?
Второй рукой я повернул к себе заплаканное лицо и уставился в синие глаза. Настоящий омут! Можно провалиться.
– А правда ты подрался с Кикабидзе за Веру? – вдруг ни с того ни с сего спросила Мирослава. Вот сдался им этот Буба!
– И еще говорят, ты ей песню написал. Она красивая!
– Ты красивее – максимально честно произнес я – Давай не будем лишать мир этой красоты. Будет у тебя еще нормальный парень. Поверь. Хочешь, прямо сейчас познакомлю?
– Да ладно! Так не бывает, чтобы прямо как в сказке
– Вон видишь Леху – я показал рукой на Мамонта – Сейчас мы с карниза слезем и я вас познакомлю. Давай, ножку сюда, обопрись здесь.
Мы аккуратно полезли по карнизу назад. Но тут взвыл ветер и….
– ----
– Знаешь, до сих пор руки трясутся – Леха подлил мне коньяку в чай и я залпом выпил содержимое чашки - Особенно, после того, как порыв ветра вас чуть вниз не сбросил. Я как представил, что буду говорить твоей матери…
– Но ты же молодец! – я похвалил мамонта, подвигая к себе бутылку, которую мы реквизировали наверху, порывшись в запасах Клаймича – Вцепился в меня так, что вся рука в синяках, смотри!
Я закатал рукав рубашки и продемонстрировал на запястье синие пятна.
– Вить, ты это, не злоупотребляй! – Мамонт взял бутылку и убрал ее под стол – Сегодня еще работать. Сейчас ребята подойдут, девчата, а от нас пахнет…
Мы с Лехой сидим на кухне студии и предаемся легкому пьянству. Ну как пьянству… снимаем стресс. После того, как я чуть не спикировал вниз с 31-го этажа этой чертовой высотки в компании с Мирославой, Чурбанов устроил мне настоящую взбучку. Кричал не только красный от гнева министр, но и начальник моей охраны. Мужики перенервничали, их можно было понять. Поэтому я стоял по стойке смирно, спокойно выслушивая упреки. Затем еще выслушивал матюги от Веверса и Щелокова по телефону.
Мирославу тем временем взяли в оборот врачи. Сделали укол успокаивающего, и зачем-то накинув белый халат, увели вниз. Она лишь крутила головой, выискивая меня и Леху.
– И что теперь? – спросил Мамонт включая
– Ты все слышал?
– А то…
– Ну не знаю… Я ей обещал. Девочка хоть и резкая, но вроде хорошая, честная. Тебе же нужна порядочная?
– Еще как нужна – кивнул Леха, явно вспоминая Зою.
– Пойти, что ли подремать немного, пока наши все не подъехали…
– А сможешь заснуть-то?
– Попробую. Лех, только ты это… Про высотку не рассказывай никому, ладно?
– Могила!
То ли недосып сделал свое дело, то ли коньяк выступил в роли снотворного, но едва я примостился на диване в кабинете, как моментально вырубился. И проспал три часа, пока в дверь не ввалился сияющий Клаймич.
– Виктор, подъем! Смотри, что у меня есть!
Григорий Давыдович радостно размахивает красочным конвертом с виниловым диском. Сон с меня как рукой снимает.
– Ну, наконец-то! Никак разродились товарищи с Мелодии? Неужели лирическая? А где патриотическая?
– Пока вообще только сигнальный экземпляр. В печать диск пойдет через неделю, в продажу поступит в июне-июле.
Я с удовольствием рассматриваю конверт, пахнущий свежей типографской краской. Полиграфия, конечно, так себе, со штатовской не сравнить, и пленкой конверт не заламинирован, но для Союза уже и это огромное достижение. Скольких нервов мне стоило отбиться от всяких идиотских завитушек и виньеток в оформлении обложки, доказывая, что это не наш стиль. В результате название группы на конверте получилось крупным и «глазастым». «Ах-ах, как это не скромно, не по-советски!» Да, плевать на все причитания худсовета, главное – обложка первого альбома получилась запоминающейся и яркой, одни рубиновые звезды чего стоят. На обратной стороне лаконичное перечисление песен с диска, внизу всякие выходные данные, от которых никуда не деться, ибо этого требует очередной ГОСТ. Короче, компромисс между желаемым и возможным. Но все равно очень симпатично получилось.
Разглядываю цену на обложке. Два рубля сорок копеек. Ну, в СССР несмотря на все реформы – плановая экономика, а это значит, что дешевые пластинки сметут моментально с прилавков и будут перепродавать уже по полтиннику. Впрочем, Мелодия не в накладе – заявленный тираж сто тысяч. Дальше будут допечатки. И уже на них цену могут поднять.
Мы обнимаемся с Клаймичем, хлопаем друг друга по плечу. Молчим. А что тут сказать? И он, и я прекрасно понимаем, что для молодой советской группы это неслыханное достижение. Впервые выйти на сцену в ноябре, а уже через полгода выпустить дебютный диск-гигант - об этом и мечтать было нельзя.
– Пойдемте наших порадуем?
Я уже готов бежать вниз, чтобы поделиться радостью с ребятами, но Григорий Давыдович останавливает меня, придерживая за локоть.
– Виктор, задержись, поговорить с тобой хочу.
Я снова плюхаюсь на диван, Клаймич проходится по кабинету, внимательно смотрит мне в глаза, а потом кивает мне на стол, где лежит лист с текстом двух новых песен для Пьехи
– Что происходит? Почему ты опять пишешь для Эдиты, вместо того, чтобы готовить новый репертуар для гастролей?