Режим бога. Восход Красной Звезды
Шрифт:
– Виктор - ведущий тыкает в газету - Вы, певец или боксер?
– Я, чемпион СССР по боксу среди юниоров - пожимаю плечами - Родился в семье военного, привык защищать свою жизнь и жизнь близких мне людей.
– Кулаками?
– Кулаками, зубами, автоматом Калашникова.
Ведущий задумчиво смотрит на принт с Лениным. Да, ты все правильно понял. Именно про вас Хрущев кричал с трибуны ООН: "Мы вас похороним". Готовьтесь, гробовщик уже приехал на обмер. Понять объем работы. А теперь, усилим.
– Вы знаете, что наша страна выстояла в двух мировых войнах. Фашисты дошли до Москвы, убили двадцать миллионов советских граждан.
Ага, получили? Забыли, чем дуче у вас тут занимался? Так я, напомню, мне не трудно.
– И какую же мечту, хотят втоптать в грязь капиталисты?
– усмехается ведущий - Вот, рядом с вами, сидит банкир. Миллионер. Скажите ему в лицо
Я поворачиваюсь к Кальви. Он напряжен.
– Мечту о справедливости! Она есть у всех, даже у Вас, Роберто. Сеньор Кальви, я знаю, что вы, сейчас, находитесь под следствием. Заморские хозяева, руками местных итальянских прислужников, уничтожают ваш банк "Ambrosiano", хотят покончить и с вами, лично. Под угрозой, Ваша семья. И на все, Ваши огромные капиталы, Вы не можете купить справедливости и безопасности.
Проняло. Ведущий побледнел, смотрит на режиссершу - не пора ли останавливать эфир? Банкир, наоборот, покраснел, набычился. Дурачок, я тебе такой подарок делаю, миллионы итальянцев нас смотрят, подхватывай тему. Ты, хоть и фашист, но жить то хочешь. Соображай быстрее, иначе твое тело, через три года найдут повешенным, под Мостом доминиканцев в Лондоне. Гипнотизирую его взглядом. Публичность - твоя единственная защита, от могущественных врагов. Вроде, сообразил.
– Да, Виктор, все так. Наш банк и я лично, отказались проводить тайные финансовые операции ЦРУ. Теперь, моя жизнь под угрозой.
– Какие операции?
– я усилил нажим.
– Финансирование антикоммунистического восстания в Польше.
Вот это, бомба! Ведущий пучит глаза, режиссерша, машет кому-то, руками. Сейчас, нас выкинут из эфира и пустят "Лебединое озеро".
До появления польской "Солидарности", еще год, но система под нее выстраивается, уже сейчас. Штатовские боссы, итальянские банкиры, католические священники, которые столь популярны, среди простых поляков. Простая и эффективная цепочка. Фитиль в Польше, уже подожжен и Варшавский блок, не может позволить себе еще одно "Пражское восстание". Даже, если его подавить (а так и произойдет) - вред будет огромен. СССР, уже прошляпил появление на святом престоле Ватикана поляка и антикоммуниста Войтылу. Запустили ситуацию с польской экономикой (рост цен, крупные западные кредиты, которые нечем отдавать). Еще год и в Гданьске начнутся забастовки, столкновения с милицией. Протест, перекинется на всю Польшу.
Теперь, мне приходится исправлять косяки Политбюро. Что-то поправить, невозможно (экономику), но запалить цепочку ЦРУ-Италия-Ватикан-Польша - еще не поздно.
Нас, наконец, выкидывают из эфира. Гаснут юпитеры, осветители держат под руки рыдающую режиссершу. Ее и Фацио карьера закончилась. Ведущий сидит, закрыв лицо руками. Кальви пожимает плечами, встает, но тут же цепляет ногой провод от микрофона. Тот падает со стола. Никто из телеперсонала не решается подойти и помочь. Это, приходится сделать мне.
Мы выходим из здания телекомпании и садимся в лимузин. Я прошу высадить меня возле отеля. Кальви молча кивает
Меня высаживают у Хилтона. Мы крепко жмем руки с Кальви, "фашист" меня, даже, приобнимает на прощание. В примыкающем к холлу баре, сидят Леха и Клаймич. На столе, полураспитая бутылка красного вина. И, чего они такие грустные? По кому поминки?
– Руссо туристо!
– кричу я, подобравшись сзади - Облике морале!
Клаймич подскакивает, Леха спокоен, как танк. Меня повторно обнимают, расспрашивают. Все уже знают о выступлении на телевидении, но без подробностей. Прибегал разгневанный Кузнецов, клялся эвакуировать группу обратно в Союз. Умчался в посольство, связываться с начальством. Даже интересно, какие инструкции ему дадут. "Сходи в магазин и купи для Селезнева смирительную рубашку. Не сможет в ней, играть на гитаре? Но рот то, свободный". Обломится. Советское руководство - медленное. И, в данном случае, - это плюс. Пока старички закажут пленку эфира, пока соберутся, кряхтя, обсудят... Мы, уже будем в Сан-Ремо. А там, до Брежнева и Ко дойдет, какой подарок я им сделал. Глядишь, высадят десант в Польшу - исправлять ситуацию. Не тот десант, что на парашютах - пошлют специалистов, партийных лидеров...
Я подхожу к барной стойке, прошу дать мне телефонный аппарат. Заказываю звонок в Москву. Нет, не Брежневу. Ха-ха-ха. Маме. Через пять минут, нас соединяют и я, еще четверть часа отвечаю на ее ахи и охи. Долетели нормально, кормили хорошо, отель, так и вовсе отличный. Нет, Колизей с Ватиканом, еще не видел ("меня туда - швейцарские гвардейцы теперь не пустят"), обязательно попробую пиццу и спагетти. Мама не знает, что макароны и лепешка с сыром - это еда, для бедных. Как же у нас, любят идеализировать Запад и все западное. Дед, уже вышел на новую работу, собственно, этим все московские новости и ограничиваются.
Хм... Брежневу позвонить не получится - он поди уже закинулся таблеточками. Да и не соединит меня с ним никто. А вот, как насчет Брежневой?
– Галина Леонидовна, добрый вечер! Это Витя Селезнев. Не поздно? Долетели отлично, спасибо. Уже слышали? Да, какие-то фашисты. Разбили лоб Григорию Давыдовичу. Нет, все в порядке, доктор смотрел, просто рассечение. Да, если будет тошнить - я вижу как Клаймич лихо разливает вино по бокалам - Повезем в больницу. Да, завтра в Сан-Ремо. Мы участвуем в фестивале не только в воскресенье, но и в пятницу с субботой. В основном конкурсе. Да, Кальви договорился. Как выступим, обязательно позвоню. Передавайте привет, Юрию Михайловичу. Спокойной ночи!
Фуу... В Москве, еще пока, ничего не знают, скандал начнется завтра. Зато, показали нашу драку в программе "Время". Лапин рулит.
Я прощаюсь с Лехой и Клаймичем, и отправляюсь в... номер Веры. Дверь не заперта, но моя Зая, уже спит. Что делать? Тихонько вхожу, раздеваюсь. Пристраиваюсь рядом, на кровати. Мои руки отправляются в путешествие по телу девушки. Приподнимаю пеньюар, глажу упругую грудь. Соски напряглись, дыхание учащается, Вера начинает просыпаться. Правая рука ласкает попку. Ее, девушка уже сама, подвигает ко мне. Я вхожу в мою красавицу сзади и слышу первый, самый сладостный стон.