Режиссура психического здоровья
Шрифт:
– Это как? – воскликнули девчонки хором. – А что тогда вы снимали?
Я: Негативную информацию с площади. Это относительный уровень, нечто привнесённое, а значит непостоянное. Порча – это одежда. Нельзя снять одежду и оставить тело оголённым. Неудачная судьба человека, как не крути, всё равно является его жизнью, но вовсе не порчей. Другое дело: нужно попытаться понять, почему в его жизни образовались неудачи. Так вот, неудачи – это условие, отрицательно влияющее на жизнь, это мёртвое поле. Это как кариес на зубах. Неужели для того, чтобы убрать кариес, нужно зубы выбивать? Так же и здесь: лишать жизни человека, объясняя всё порчей – значит признать гильотину как лекарство от головной боли. Надо перестать быть обстановкой, надо отойти от
Оля: Покажите пример мёртвого поля?
Я: «Мертвое поле» может образовываться и в сознании человека, а не только как территория земельной площади.
К примеру, надписи в салоне общественного транспорта, пестрящие словом «Штраф», – это не условие поездки, как пытается внушить нам инструкция. Это «мёртвое поле», которое пугает человека своими неприятностями. Его нужно воспринимать с условием как диагноз заболевания административных отношений АТП с общественностью, которое касается каждого из нас. Состояние – это нечто условное, и условность эта носит информационный характер. С рассмотрением этого диагноза вы найдёте ответ, который находится в нём же самом. Это значит, что вы выстираете своё бельё, а не выбросите его, как приказывает вам инструкция…
Между тем девочки шикарно накрыли стол и пригласили меня «на кофе». Алексей и Надежда также присоединились к нам. Сидя каждый на своём месте, с дымящей чашечкой крепкого напитка, они превратились в сплошное внимание.
Я: …Подобный уровень «мёртвого поля» можно отыскать во всех областях науки, занимающейся перечислением деталей, касающихся определённой проблемы. Если я, к примеру, захочу определить цвет покраски вот этой чашечки, которую ты держишь в своей руке, то научное освидетельствование выдаст мне этикетку ГОСТа с перечислением всех составных компонентов краски, содержащей определенные химические соединения, образующих оное изделие и меры предосторожности при пользовании ею в бытовых условиях. На первый взгляд ничего страшного не случилось от того, что вы читаете этикетку ГОСТа, однако последствия обнаруживаются позже. Человек предостерегает себя в определении вкуса проблемы, переводимого им в сознании как …отрицание такового, как детализируемый объём перечисленных обстоятельств.
Оля: Не совсем понятно: что значит этикетка «ГОСТа»?
Я: Инструкция. К примеру, если передо мной медик и я вижу у него остеохондроз, т. е. отложение солей по всему позвоночнику, то убедить его сделать ему коррекцию позвонков нет никакой возможности. Почему? Он боится. Он «думает» инструкцию как свой план действий. Ему запрещено её обыгрывать. Опять-таки, почему? Он дорожит опытом отрицательного опыта, который накопил за время своей практики в общении с больными людьми. Здесь он проявляет своё достоинство, которое впору взять в самые кавычки. Без этого знания он не мыслит себя знающим человеком, его «дипломированность» предопределила в нём врождённую пытливость, в которой он перестал уже нуждаться. Он прозрачен в своей предсказуемости как оконное стекло. Он заслонка, не более, и на эту заслонку предопределена гардина. Если он откажется от этого знания, то, как тогда будет сообщать людям об их заболеваниях?! Тогда он будет никому не нужен! Боязнь, это тоже знание, вернее – основа знания, но вот только знания чего? Различие здесь нужно выявить. Поэтому лечить дипломированного специалиста с техническим уклоном очень трудно. Он, как становится известным, во всём сомневается. Его так научили: брать всё под сомнение, чтобы что-либо уяснить, быть прозрачным. В этом угода или условие образования, по сути – закон. Исполнение законности, это умение. Его «Я» отсутствует по прямой своей причине потому, что оно задавлено в чью-либо угоду. Оно выполняет лишь командные функции вышестоящей организации. И, значит, в нём нет никакой организации.
Я знал одного человека, который при случае всегда подчёркивал свою эквивалентность, т. е. исключительность или, скажем так, «прозрачность» своего
Предостережение не располагает к ориентации в обстановке и более того, придает дурной вкус любой затронутой проблеме. Ущерб очевиден, но понимание этого людям в голову не приходит. Почему? Представьте – смотрите не вы.
Сказал это и смотрю на Алексея и Надежду. Те переглянулись.
– То есть как не «мы»? – спросили они в один голос. – А кто же?
Я: Вот-вот, «Кто же»… здесь главная ошибка. Вы представляете частный интерес жертвы, подыгрываете палачу. Представьте – в лицо вам светит фонарик. Это то, что мы называем «просвещение» – если угодно, общеобразовательная система. Отныне ничего кроме огромного белого пятна перед глазами вы видеть не будете. Вот почему вам в голову не приходит мысль, что существует ещё нечто кроме этого пятна. Вы ослеплены. Вы ослеплены обстоятельством, которым должны руководствоваться. Вот вам и износившийся материал.
Все это и является «мёртвым полем» в сознании человека.
Вот что говорит В. Мегре об истинной религиозности в своей книге «Анастасия»…
Лена (перебивая): Я читала. Классная вещь. Неужели это правда, чтобы девушка жила в тайге одна и дружила со зверями?
Я: Вот об этом я сейчас и буду говорить. Мёртвое поле характеризует собой неизбежность, как надписи в общественном транспорте о штрафной санкции. Неизбежно человек умирает. В этом нет его воли. Однако и смерть можно рассматривать как условие, сопутствующее утверждению жизни. Или – штрафную санкцию можно рассматривать как информацию.
Ты сейчас спросила меня: «Неужели это правда?» Ты спрашиваешь меня так, словно бы я знаю ответ. Я же в свою очередь постараюсь научить тебя не спрашивать, не быть слепой. Книга – это условие жизни, как ёлочное украшение. Может ли ёлочное украшение существовать отдельно от ёлки? Нет! Книга – это намёк.
Так вот, об условии жизни. Он пишет, как бы с её слов, – говорю «как бы», потому что пишет он, а не она, – что когда человек чувствует приближение своей кончины, то он уходит в «долину смерти» и опускается в каменный мешок. Однако это не выгребная яма, какую роют на кладбище. Каменный мешок складывается при жизни по подобию погреба, обычно метр на два.
Предвкушение (в противовес предостережению) своей кончины, есть Знание самой жизни. Вход в «мешок» заваливается снаружи огромным камнем и человек, если б даже захотел, выбраться оттуда уже не сможет. Но, представьте, он ждал, предвкушая, этой минуты всю свою жизнь! В этом была кульминация его посмертного часа. (Смертный час воспринимается как переход к вечной жизни). Таким образом, соплеменники прощаются со своим престарелым членом. Такой каменный мешок называется – дольмен. К дольмену в течение месяца приходят родственники и друзья и общаются с «узником» мешка на все интересующие их темы. «Узник» находится в кромешной темноте и потому видит свет как бы внутри себя, открывшейся ему проблемы вопроса. Сейчас это состояние назвали бы «медитация». Даже после того, как человек умирает, люди, приходя к «мешку», слышат ответы на поставленные вопросы.
При этом создается ощущение, что уже не человеческий голос, а сама атмосфера вокруг дольмена насыщена информацией. Такое место называли «святым». А в иных случаях выстраивались целые храмы, в которых можно было «послушать» голос почившего.
Даже высохшие останки этих людей, казалось, наделены были способностью давать ответы на всевозможные вопросы. Это – религиозность в высшей своей инстанции, мистика души вашей.
Оля: Но сейчас же делается всё возможное, чтобы вера была возрождена! Выстраиваются церкви, батюшки приглашены в парламент…