Резидент, потерявший планету
Шрифт:
— Ивар Йыги, к вашим услугам, — склонил голову артист.
После легкой паузы Аугуст Торма вкрадчиво спросил:
— Что вынудило вас, сын мой, покинуть родные берега?
Улыбка сбежала с лица Ивара, но голос его был ровен:
— Новая власть в сороковом году сочла отца кулаком. Он был выселен из Эстонии, мать помешалась от горя. Я протестовал, писал… Меня хотели лишить профессии… Сестра была замужем за американцем и вызвала нас с братом к себе.
— А как вы надеетесь устроиться в Эстонии?
— О, для мима и эксцентрика, — с сарказмом отозвался Йыги, — работы
Ему ответили смехом, клоун нравился.
— Но вас могут опознать, — спохватился Ребане.
— У меня есть легенда в легенде, мой полковник, — Йыги говорил безмятежно, легко. — Глупый избалованный мальчишка поддался враждебной пропаганде, оставил в горе мать, невесту. Его съедала тоска. А когда он вступился в Техасе или Оклахоме за свою партнершу-негритянку и его едва не вздернули вместе с нею на первом же дереве, этот мальчишка принял твердое решение вернуться на родину.
— Есть ли у вас программа действий? — спросил Торма.
— Вернуть Эстонию в исходное положение, сэр, — нарочито напевно произнес он, вновь вызвав смех Ребане.
Почему-то шутка Йыги не понравилась бывшему эстонскому послу.
— На кого вы намерены работать? — грубо спросил Торма.
— Мистер Лакки, разве вы не помните присказку одного известного разведчика: всегда работай на себя и немного на того, кто тебе платит.
Торма побагровел, насупился:
— Кто вам дал право? Я… я…
— Вам не следует со мною обращаться как с клерком, господин Торма, — лицо у Ивара приняло надменное выражение, тон стал ледяным.
Ребане разрядил обстановку:
— Мы злоупотребляем своим временем, господа. — И высокопарно добавил: — Первый шаг сделан. Советизированная Эстония скоро почувствует удары нашего движения.
Он проводил гостя до двери:
— Счастливого плавания, Улыбка.
— Благодарю, Бридж. Значит, у вас есть для меня только один адрес?
— Пока один, но он идет еще от людей Канариса.
— Не оставляйте меня без прикрытия, Бридж.
Лесной арсенал
Генерал Кумм подошел к окну, всмотрелся в снежное месиво, сказал:
— Неймется метели… Твоему парню, майор, что дежурит сейчас за Ряпина, потруднее будет.
Жур встал, улыбнулся:
— Однако потруднее придется и тем, кто выслеживает моего парня. Диалектика.
— Диалектика, говоришь? Да ты садись, садись…
В кабинете, кроме министра и начальника отдела по борьбе с бандитизмом, находились заместитель Кумма Пастельняк, министр внутренних дел республики Резев и один из офицеров пограничной службы. Письмо из Гётеборга молодого врача к своей таллиннской «тетушке» обсуждалось уже несколько раз. В конверт с письмом была вложена и шведская газета. Собственно, нарушителем спокойствия было крошечное объявление, помещенное в ряду других:
«Ищу место камердинера либо повара. Обслуживал самых знатных господ Эстонии. Имею на руках их рекомендации. Семейные обстоятельства требуют устройства на морском побережье. Набережная Нормальма, кафе «Анкарен», бармену».
—
— А странно то, — забасил Пастельняк, и его широкое лицо осветилось не то добродушной, не то хитрой усмешкой, — что в кафе «Анкарен» на набережной Нормальма бар как раз есть. А наш корреспондент должен был назвать должность, не существующую в данной закусочной точке. Это значит, Борис Гансович, что либо он ошибся, либо шифровал извещение провокатор и нам подкидывают тухлую наживку.
— Что же, расставим капканы, — согласился Кумм. — Но главного «повара», желающего устроиться на морском побережье, вы уж не спугнете. А точнее, запишите его лично за мною. Это, — заметил он офицеру пограничных войск, — на данном этапе, вероятно, скорее к вам относится.
— Вас понял, — поднялся офицер. — Гостя пропустим. Разрешите быть свободным?
Оперативное совещание подходило к концу, когда Кумм снова вернулся к событиям вокруг Ряпина.
— Не знаю, как вас, — обратился он к Резеву, — а меня волнует не столько оружейный склад этого ряпинаского Вихма, сколько его связи с иноразведчиками.
— Подержать их еще немного в лесу, — заметил Пастельняк, — не столь уж хитрое дело.
— Предложение товарища Пастельняка, — несколько виновато начал Резев, — напомнило мне один день… Мы встретились с Куммом на прогулке в тюремном дворе. Вы тогда засмотрелись, Борис Гансович, на крону высоченной липы за кирпичной стеной, где свили гнездо птицы… Наверно, вам очень хотелось иметь в ту минуту крылья. Может быть, люди, которых нам с вами надо задержать в лесу, тоже думают сейчас о крыльях для возвращения домой.
Пастельняк тяжело заворочался в кресле и шутя поднял две руки кверху. Кумм широко улыбнулся, но тяжелый кашель вдруг вырвался из его груди, лицо генерала побледнело. Он сделал несколько глубоких вдохов, остановил надвигающийся приступ.
— В этом я ваш союзник, — сказал Кумм, обращаясь к Резеву. — Но, как говорят рыбаки, хочешь рыбу съесть — надо в воду лезть. Майор Жур со своим отделом поищет все возможные пути выхода на иноразведку. И пусть познакомит своего младшего лейтенанта с очередным донесением этого невидимого Диска.
— Майор еще не успел получить его, — пробасил Пастельняк. Извлек из кармана кителя листок, расправил его, со значением в голосе прочел:
«Прошу любезную Тесьму срочно известить Планетного Гостя, что поведение Коллекционера странное, к тому же он знает Вашего посланца в лицо. Желательна немедленная акция отправки Коллекционера на вечный покой с оставлением улик против его новых покровителей. Продолжаю в тех же широтах поиск музейных экспонатов. Диск. 2 ноября 1947 года».