Резидентура. Я служил вместе с Путиным
Шрифт:
ГДР по территории (более ста тысяч квадратных километров) и по населению (17 миллионов человек) превосходила многие европейские страны. Она вошла в первую десятку индустриально развитых держав мира. С виду ГДР была вполне благополучным, процветающим государством. Впрочем, на определенном историческом этапе она таковым и являлась. Являлась бы, если бы не одно обстоятельство: она была под завязку нашпигована войсками и спецслужбами. Представьте себе, что на территории, равной нашей Ростовской области, дислоцируются две общевойсковые, три танковые и одна воздушная армии, а именно такой была ГСВГ (Группа советских войск в Германии). К сему следует добавить 165-тысячную Национальную Народную Армию ГДР (ННА), а также многочисленные подразделения Народной полиции и МГБ ГДР, находившиеся на казарменном положении. Говорят, у Гитлера в момент нападения на СССР было около шести тысяч танков. Мы в ГДР имели больше.
Теперь о спецслужбах. Главной из них было Министерство госбезопасности ГДР (Ministerium f"ur Staatssicherjeit). От его немецкого названия и произошла знаменитая аббревиатура «штази». МГБ располагало многочисленными контрразведывательными и разведывательными подразделениями, державшими «под колпаком» все гражданские и военные
Из советских спецслужб, действовавших на территории ГДР, самой мощной было наше Представительство в Берлине. В Потсдаме находилось Управление особых отделов ГСВГ – военная контрразведка. В крупных городах страны действовали подразделения Главного разведуправления Генштаба Советской армии (ГРУ). Войскам и спецслужбам в ГДР было тесно. Справедливости ради следует сказать, что на противоположной стороне, в ФРГ и Западном Берлине, дела обстояли точно так же. Спецслужбы противостоящих блоков боролись яростно и порой беспощадно. Холодная война была в разгаре. Мне предстояло стать солдатом этой войны, и я стал им.
Основная тема этой главы моего очерка – сотрудничество спецслужб СССР и ГДР, сотрудничество, которое на уровне простого опера зачастую перерастало в нормальную человеческую дружбу.
Вот я и произнес слово «дружба». За ним последует устойчивое словосочетание «немецкие друзья». Это словосочетание имело три значения. Так именовались в официальных беседах и документах, во-первых, все спецслужбы ГДР и их сотрудники, во-вторых, все силовые, государственные и партийные структуры ГДР и их сотрудники. В широком смысле слова этот термин употреблялся применительно ко всем восточным немцам. Те, в свою очередь, называли нас советскими друзьями. Поэтому в полицейских сводках можно было встретить такие вызывающие улыбку фразы, как: «Советские друзья изнасиловали, советские друзья украли, советские друзья учинили драку» и т. п. Все это о проделках наших солдат, самовольно покинувших свои части. Слово «немец» в нашем казенном обиходе не употреблялось, как у немцев не употреблялось слово «русский». Это была отрыжка войны. Слово «русский» вообще вызывает у всякого немца неприятные ассоциации, ибо «Ru?» по-немецки – сажа, копоть. В этой связи хотелось бы дать один совет всем лицам, отправляющимся в какую-либо страну с визитом: проверьте сперва, как переводится ваша фамилия на язык этой страны, а то, может, и не стоит ехать. Вся ГДР покатывалась со смеху, когда ее посетила министр культуры СССР Фурцева. «Furzen» по-немецки означает «портить воздух».
Спецслужбы ГДР укомплектовывались преимущественно лицами, подвергавшимися преследованиям при нацистах, а также бывшими солдатами вермахта, вернувшимися из советского плена и прошедшими там школы коммунистического перевоспитания и неофициального сотрудничества с советскими органами госбезопасности. Советские чекисты учили немецких друзей не только азам оперативной работы, они показывали немцам, как сшивать дела при помощи шила, цыганской иглы и дратвы, как составлять описи и регистрировать документы. На первых порах органы МГБ ГДР находились в нашем оперативном подчинении. Не мудрено, что немецкие друзья также стали именовать себя чекистами, а их офисы украсились портретами Дзержинского и стендами с его изречениями. Когда я прибыл на работу в ГДР, ее спецслужбы уже обрели полную самостоятельность, но их сотрудники продолжали видеть в нас старших братьев и переносили на нас все огромное уважение к Советскому Союзу.
Местом моей службы, как я уже писал выше, был определен тысячелетний город Галле, бывшая и нынешняя столица земли Саксония-Ангальт. В мое время это был центр крупного промышленного округа с двухмиллионным населением. Здесь, на родине Мартина Лютера и лютеранской веры, находились древний Галльско-Виттенбергский университет, академия естественных наук «Леопольдина», гиганты химической индустрии «Буна» и «Лойна», интереснейшие памятники истории и культуры. Здесь были очень сильны революционные традиции. Эрнст Тельман называл Галле «красным сердцем» Средней Германии. В Галле жил и погиб юный барабанщик – герой нашей пионерской песни. Мне, филологу-германисту, тут все было интересно. В Галле и в округе я увидел и услышал, как говорится, в натуре многое из того, о чем читал раньше в вузовских учебниках. Я любил Гейне и его «Путешествие по Гарцу». Думал ли я, что этот самый Гарц станет для меня районом оперативного обслуживания? Именно в Гарце я завербовал первого в жизни иностранца, а для оперработника разведки – это знаменательное событие.
Сейчас каждый школьник знает из телека, что у разведки три основные линии работы: политическая разведка (ПР), научно-техническая разведка (НТР) и внешняя контрразведка (КР), которая занимается разработкой спецслужб противника. Внешняя контрразведка стала моей основной линией на первые четыре года службы в Галле.
По любой линии в разведке можно работать либо с легальных, либо с нелегальных позиций. Большинство разведчиков работают с легальных позиций, используя в качестве «крыши» какие-либо загранучреждения своей страны. Разведчик-нелегал прикрывается липовыми документами и чужой биографией-легендой. Нелегалов сравнительно мало, и все они профессионалы экстра-класса. Нелегалами были Абель, Лонсдейл и великий Штирлиц. В мое время работе с нелегальных позиций придавалось огромное значение. В каждой разведгруппе один из сотрудников обязательно назначался ответственным за подбор кандидатов для работы по линии «Н». Занимались же этой работой в той или иной мере все сотрудники. В 70-х годах за этот участок в Галле отвечал я. Пришлось пару лет вести и линию ПР. Только линии НТР мне по причине моей технической безграмотности никогда не доверяли.
Я всегда работал только с легальных позиций. Иного в условиях дружественной страны и быть не могло. Уже на другой день по прибытии в Галле я получил удостоверение сотрудника МГБ ГДР. Это был чудодейственный документ. Перед его обладателем беззвучно распахивались все двери.
Я и другие офицеры разведгруппы были представлены в окружном управлении МГБ ГДР как сотрудники советской разведки, в других официальных инстанциях – как сотрудники КГБ. Советская колония звала нас «контриками». Она не ведала, чем мы занимаемся.
Прежде чем приступить к оперативной деятельности в условиях заграницы, я должен был избрать себе псевдоним. Того требовали
Основной задачей каждого из нас было приобретение источников разведывательной информации на Западе, главным образом в ФРГ и Западном Берлине. Вербовки иностранцев осуществлялись, как правило, во время посещения иностранцами их родственников и знакомых в ГДР. Впрочем, иногда вербовочные мероприятия проводились и на той стороне. Для достижения осязаемых результатов в этой работе надо было иметь квалифицированную подсобную агентуру на территории ГДР, власти которой предоставляли нам уникальные возможности: мы получили право привлекать к неофициальному сотрудничеству любого гражданина суверенной страны, исключая сотрудников спецслужб и руководящих партийных функционеров.
Как-то один из рядовых членов Социалистической единой партии Германии (СЕПГ), которого мы попросили оказать нам помощь в разработке иностранца, обратился с жалобой на нас к секретарю райкома партии. «Что это такое?! – шумел он. – Советская спецслужба вербует меня, гражданина дружественной суверенной страны!» Секретарь сурово его отчитал: «Стыдись! – сказал он. – Советские друзья оказывают тебе великую честь. Сделай все, о чем они просят».
Самых ценных наших подсобников мы получали, как правило, от немецких друзей. Вот я и подошел вплотную к вопросу о сотрудничестве со спецслужбами ГДР. Тут надо оговориться, что когда речь шла о передаче нам на связь увольняемых или уже уволенных сотрудников МГБ, то это были в большинстве случаев люди с подмоченной репутацией, погоревшие либо на шнапсе, либо на женщинах, либо еще на чем-нибудь. «Вербовка» подобного агента проходила примерно так: кандидата приглашал в свой кабинет один из руководящих сотрудников МГБ и говорил ему: «Ты будешь помогать советским друзьям. Служи им верой и правдой. Если советские друзья будут тобой довольны, мы, возможно, когда-нибудь снова возьмем тебя к себе». Таким же образом вербовались и сотрудники криминальной полиции. Начальник первого децерната окружной полиции вызывал к себе того или иного приглянувшегося нам криминалиста и объявлял ему, что отныне и во веки веков он будет помогать на неофициальной основе советским чекистам. Тут же наш сотрудник обменивался с полицейским телефонами и оговаривал с ним прочие условия связи. Следует отметить, что все начальники первых децернатов были офицерами МГБ, работавшими под «крышей» полиции. Надо сказать, что МГБ очень плотно опекало полицию. Полиция была в буквальном смысле сверху донизу набита агентурой МГБ. Из пяти замов Вилли Энгельмана, начальника окружного управления полиции, двое были агентами МГБ. Плохо это или хорошо? Скорее, хорошо. Во всяком случае, факты коррупции в полиции были чрезвычайной редкостью.
В процессе моего повествования неизбежно придется назвать много имен и фамилий. Я не хотел бы повредить никому из немцев, искренне помогавших нам в работе. Поэтому назову подлинные имена только руководителей Галльского округа. Во-первых, эти люди уже ушли из жизни, во-вторых, их все равно легко вычислить. Имена всех прочих буду маскировать.
Первым человеком в ГДР, как и у нас, был генсек. В мою бытность в этой стране там правили сперва Ульбрихт, потом Хонеккер. На вершине галльской окружной иерархии стоял Первый секретарь окружкома СЕПГ, член Политбюро ЦК СЕПГ Хорст Зиндерман, старый коммунист-тельмановец, просидевший много лет в фашистском кацете (концлагере). Познакомился я с ним при весьма печальных обстоятельствах в день его 50-летия 5 сентября 1965 года, т. е. через две недели после моего прибытия в Галле. Мы явились с какими-то сувенирами и букетом красных гвоздик в окружком партии, чтобы поздравить Зиндермана, и, уже поднимаясь по лестнице к его кабинету, узнали такую новость: только что пьяный советский солдат зарезал без всяких к тому поводов игрока местного футбольного клуба «Химия», являвшегося также членом национальной сборной. Первый секретарь был хмур и озабочен. Предстояло погасить и локализовать стихийное возмущение населения. Этим он и занялся вместо празднования юбилея. Мы помогали ему, как могли. Хорст Зиндерман в этот и последующие годы неоднократно навещал нас в нашем офисе на Маргаретенштрассе. Он был прост, доступен, от него исходило великое обаяние борца-интернационалиста первой волны. Он рассказывал нам за бокалом пива об обстановке в округе, охотно отвечал на многочисленные вопросы. В расстегнутой у ворота рубахе, из нагрудного кармашка которой выглядывали недорогие очки, он походил на пожилого рабочего. Не знаю, каким стал Зиндерман в должности премьер-министра, а затем председателя Народной палаты (парламента) ГДР. После переезда его из Галле в Берлин мы более не встречались. Кажется, он кончил свою жизнь в Моабите. Во всяком случае, после крушения ГДР его арестовали вместе с другими руководителями этой страны. Зиндерман был верным, надежным другом Советского Союза. Он на много лет вперед задал тон отношению местной власти к нам и даже после своего отъезда продолжал оказывать советским чекистам, работавшим в Галльском округе, неоценимую помощь. Его преемник на посту первого секретаря окружкома СЕПГ, также член политбюро Вернер Фельфе, очень умный, взвешенный руководитель, был тем не менее партийным функционером совершенно иной закалки. Несмотря на все его седовласое обаяние, между ним и партийной массой всегда пролегала полоса отчуждения. К нему уже нельзя было обратиться на «ты», как к Зиндерману и даже к самому Ульбрихту, хотя он был намного их моложе. Впрочем, к нам он относился вполне доброжелательно. Я довольно часто бывал зван к нему по случаю разных праздников, немецких и советских, поскольку меня неоднократно выбирали секретарем первички нашего небольшого коллектива. Кроме того, я много лет практически являлся заместителем старшего офицера связи и в этом качестве был представлен друзьям. Накануне моего отъезда из Галле в 1977 году Фельфе устроил на своей даче в Гарце что-то вроде отвальной в мою честь. Мы там много фотографировались. Одно из фото с теплой надписью Вернера Фельфе я храню в своем архиве. На прощанье он подарил мне складной велосипед и пивную кружку с моими инициалами. Такой кружки нет больше ни у кого на всем свете. В этом и состоит ее ценность. Фельфе умер молодым от рака, уже будучи одним из секретарей ЦК СЕПГ. Слава Богу, что он не дожил до рокового конца своей страны.