Ричард Длинные Руки – граф

Орловский Гай Юлий

— Втрое не получится, — возразил Винченц.

— Почему?

— Нет места в казарме.

— Размести за стенами замка, — велела она.

— Слушаюсь, ваша милость.

В небе зажглись алым облака, лучи невидимого за краем земли солнца опускались, разом вспыхнули верхушки высоких деревьев, оранжевый свет побежал, подобно жидкому огню, по ветвям и стволам вниз, край земли заискрился, высунулся рассыпающий искры оранжевый диск, цветные стекла в окнах вспыхнули ярко и празднично.

Леди

Элинор вскочила, злая и решительная.

— К мосту! — сказала она резко. — Посмотрим, как они сумели…

Коней вывели и оседлали в такой спешке, словно это сами хозяева бегут от преследования. Поскакали втроем: хозяйка, Адальберт и Винченц, а я побежал следом, благо до моста не так уж и далеко, хоть он и на самом дальнем конце острова.

Когда я добежал, все же запыхавшись, кони гуляют по густой траве, а все трое, как будто аллегорическая группа скорби и уныния, на берегу у самой воды. Винченц даже спустился и зачем-то потрогал кончиком пальца воду, вскрикнул и отдернул, с него сорвалась красная капля.

— Зверь на месте, — доложил он.

Адальберт буркнул:

— Зверь бессмертен… да его даже и не ранишь. Но вот эти чертовы плоты…

Я еще издали видел, что мост цел, а когда добежал, поразился бледному лицу леди Элинор. Два плота на мелководье, их почти вытолкали шестами на берег, что значит — страшились Водяного Зверя. По отпечаткам во влажной почве видно, соскакивали именно с плота. У противоположного берега можно рассмотреть, даже не напрягая зрения, еще несколько плотов. Все концами бревен тоже не случайно на песке.

Адальберт сказал хмуро:

— Ушло их больше, чем осталось… Одно хорошо: моста по-прежнему боятся.

Оба покосились на меня, не хочется признаваться, что туповатый слуга оказался прав, а я сказал торопливо, все еще отсапываясь от быстрого бега:

— Надо перейти на ту сторону и порубить те плоты.

Элинор сказала раздраженно:

— Вряд ли повторят попытку… но на всякий случай… Винченц!

Он поклонился.

— Слушаюсь, моя госпожа.

Адальберт проводил его хмурым взглядом.

— Ваша милость, — сказал он негромко, — но что все-таки насчет того странного лучника? Послушать челядь, так он уже вырос до размеров великана, как только и стена держала такого гиганта! А стрелами у него были молнии, с громом и треском не просто поражали, а прямо в пепел… И сам лучник ликом ужасен и прекрасен. Однако как ни крути, но лучник в самом деле… ниоткуда.

Леди Элинор выглядела озадаченной еще больше, я видел, как она мучительно искала ответ, наконец ответила несколько раздраженно:

— Думаю, это амулет.

— Превратился в человека?

— Нет, защитные свойства амулета.

Адальберт переступил с ноги на ногу, черные как

смоль брови сошлись на переносице в раздумье.

— Если так… наверное, вам стоит призвать его снова? Пусть теперь защищает замок постоянно!

Она ответила с неохотой:

— Надо сперва понять, какой из амулетов его вызвал…

Он вскинул брови, и без того выпуклые глаза выкатились еще больше.

— Это случилось без вашего ведома?

Она зло оскалила зубы.

— А что, каждому надо всякий раз отдавать приказы? Челядь знает свое дело, крестьяне привозят зерно без напоминаний, а собаки стерегут их дворы потому, что… собаки!

Он поспешно сказал:

— Да-да, я понял, простите. Это просто страж, что откликается на опасность. Может быть, этот амулет стоило бы положить поближе ко входу, чтобы он ощущал врагов раньше.

Не совсем дурак, мелькнуло у меня в голове. Понимает, что у всякого датчика свой радиус действия.

Леди Элинор отныне не до меня, а мое дело бесконечно толочь в ступке сухую кору и корни, а то и вовсе грузить зерно и сыр в подвалы, я сделал шаг вперед и сказал настойчиво:

— Ваша милость, вам надо бросить все дела и заняться вашей сокровищницей. Все к тому, что вас прямо подталкивают!..

Она обернулась, донельзя раздраженная, во взгляде яростное: раб, знай свое место, — но спросила настороженно:

— Кто?

Я сдвинул плечами.

— Не знаю, госпожа. У нас в таких случаях говорят: судьба. Вам нужно было заниматься своими сокровищами, но вы все откладывали на потом, и вот появился колдун в зеркале… Вы ему все старались понравиться, виноват, заинтересовать, но… Что, если…

Она в нетерпении топнула ногой, видя, как я начал жевать сопли и стесняться, я съежился от ее грозного окрика:

— Ты научишься говорить быстрее?

— Дык я ж из леса, — пробормотал я виновато, — к господскому вниманию не приучен. Мы все там медленные, неторопливые. Если нас перебить, всегда начинаем сначала, мы не можем в голове держать две мысли вместе, не подумайте ничего плохого, это значит — одновременно…

Она простонала сквозь стиснутые зубы:

— Говори! Говори, какая у тебя появилась та единственная мысль.

Я сказал рассудительно:

— Он же чародей, да? Колдун, значит. А если ему не столько голые ноги и сиськи показывать, хотя и это… стоит, но и че-нить такое, что колдун ценит?

Она спросила напряженно:

— Что?

— А всякие колдовские штучки, — объяснил я. — Как бабы всегда друг перед другом бахвалятся платками да башмаками новыми, так вы могли бы похвастаться чем-то… если есть, конечно… чтобы он посмотрел… Думаю, что на эти штуки обязательно посмотрит.

Она сразу вскочила.