Ричард Длинные Руки — грандпринц
Шрифт:
— И выносливым, — согласился он, — вот так без отдыха пересечь два королевства… это был особенный олень.
— Потому я и гнался, — подтвердил я. — Стал бы я за простым оленем! Нет уж, мне подавай нечто особенное.
Елизавета гордо и вроде бы таинственно улыбнулась, хотя, думаю, Вольфганг все же заметил, хотя и не подал вида.
— Надеюсь, — произнес он ровным голосом, — это особенное того стоит.
— Еще как стоит, — ответил я серьезно.
— Тогда с вами наши молитвы, — сказал он. — Мне очень хочется, чтобы у вас получилось… Ричарда Завоевателя
— У его высочества все получится, — промурлыкала Елизавета. — Редко можно встретить в одном человеке такой дикий напор… и мудрую рассудительность. Если честно, то я таких людей еще не встречала.
Я сказал смущенно:
— Ну вот, совсем меня застыдили!.. Самозванцем себя чувствую. Нет, это я только прикидываюсь мудрым. Для этого нужно всего лишь вовремя и к месту говорить мудрые мысли, услышанные где-то или прочитанные в детстве.
— Да, — согласился Вольфганг, — вы правы, это совсем просто. Именно вовремя и к месту… Возьмите вон те перепелки!.. Зажарены по особому рецепту, что-то там в своем соку и каких-то ягодах…
— Да, — поддержала Елизавета, — так готовить умеют только у нас!
— Спасибо, — ответил я. — Как раз и собираюсь нажраться на долгую дорогу.
Глава 13
Буря не стихла так уж совсем, отвратительный ветер несет навстречу снег, однако уже не сплошная пелена, где ничего не видно на шаг впереди, а так, просто буря, простая, житейская, какие семь-десять раз за зиму.
Королевский сенешаль граф Радольф Байхлинтен всячески выказывал свое неодобрение и встревоженность моими намерениями ехать в бурю, хотя, полагаю, втайне доволен, что опасный человек покидает королевство.
Вольфганг, очень сдержанный и серьезный, протянул мне тугой рулон, перевязанный красной лентой и даже запечатанный сургучом.
— Это карта северных дорог, ваше высочество.
— Благодарю, — пробормотал я. — Это весьма, даже зело весьма. А ущелья, пропасти, бездны всякие… указаны?
— Разумеется, — произнес он с недоумением. — Дороги обходят их по лучшим маршрутам. А как же иначе?
— Благодарю, — произнес я с чувством. — Мы все трое такие, нам бы только дороги, а все остальное приложится.
Сенешаль рядом слушает и кивает, хотя единственный, кто понимает, ни к чему нам дороги, а вот пропасти или бездны — это да, это весьма, с разгону да на большой скорости влететь в такое, костей не соберешь…
— Спасибо, ваше величество, — сказал я, — за прием…
Его лицо не изменилось, это я сам ощутил, что не то брякнул, потому поулыбался, сказал бодро:
— Я сохраню самые лучшие воспоми…
Снова прикусил язык, даже взвыл молча, что за дурак, что это я брякаю, все можно понять иначе, а не хотелось бы, хотя, конечно, воспоминания в самом деле сохраню самые сладкие, что-то в нас есть эдакое, ну да, такое запомнится лучше, но королю лучше об этом не знать, впрочем, он это и так понимает, главное, не говорить вслух, мы же интеллигентные люди, так что молчи и улыбайся, скотина.
Под порывами слабеющего ветра я поднялся в седло,
— Еще увидимся!
Они с крыльца, все в толстых шубах, пряча лица в высокие воротники, помахали руками, даже Елизавета, хоть и очень сдержанно. Мне показалось, что хотела послать воздушный поцелуй, но будет несколько неуместно, все-таки у нас была просто неплохая вязка, но не любовь. Высокому гостю были представлены все прелести ее тела для наслаждения и удовлетворения моего мужского «я», когда важна не просто женщина, а именно чтоб королева под тобой, распластанная и не способная отказать.
Бобик уже дважды бросался в сторону ворот и возвращался галопом, в глазах жгучее нетерпение, арбогастр топнул копытом, высекая длинные искры.
Я поднял арбогастра на дыбы, еще раз взмахнул рукой, и мы ринулись через бурю, все еще бурю, в сторону городских ворот.
Небо такое же белое, как и земля, впереди тоже все белое, у меня очень скоро заболели глаза, всматриваться вот так, в какое-то время даже пожалел, что покинул уютный дворец короля Меции, но тут уж точно надо было покинуть, лучше сейчас забиться в какую-нибудь пещеру и переждать бурю, чем оказаться в той сладко-постыдной роли…
Зайчик, похоже, видит лучше меня, время от времени резко сворачивает, я уже потом, оглянувшись, догадываюсь о глубоких провалах или даже отвесных стенах, засыпанных снегом так плотно, что не заметил бы, пока не шарахнулся бы на всей скорости.
Здесь на севере горообразование протекало бурно: часто торчат высокие и острые, как на Луне, пики и даже целые цепи, чудовищные разломы некогда растрескивали земную кору, где-то потом сдвинули снова, да еще с такой силой, что поднялись на месте стыка новые горы, а где-то и остались длинные и опасные ущелья, на дне которых кипит магма.
Я карту держал в памяти, Бобик после того случая далеко не убегает, осторожничает, постоянно оглядывается, а мы то разгоняемся, то резко тормозим и начинаем мучительно долгий и отвратительный обход невообразимо длинного ущелья, разделяющего два королевства лучше самых нерушимых границ.
В одном месте горы странно идут по кругу, все примерно одинаковые, чем-то напоминают королевскую корону. Потом я решил, что еще больше похоже на выплеск магмы из недр, что так и застыла кольцом, отметив то место, куда ударил огромный метеорит.
Буря почти стихла, я поехал, любопытствуя, по кругу, и остановился, как и ошарашенный Бобик: проход между двумя горами перекрывает странная зеленоватая дымка, что-то вроде тончайшей пленки, по ней бегут, изгибаясь и сворачиваясь в узлы, светящиеся линии.
Все это напомнило мне строение растительной клетки, но здесь чувствуется исполинская мощь неведомых энергий.
А на строго равном расстоянии от обеих гор высится обыкновенная каменная арка из простых потемневших от времени глыб гранита. Рядышком прохаживается часовой, обычный мужик с плотницким топором за поясом, зевает, чешется и поглядывает с тоской на темное небо.